Человек в витрине

Даль Хьелль Ола

— Все дети боятся темноты.

— Но почему теней за дверью?

— Я имел в виду неизвестность… Ее тоже боятся многие.

— Но почему тени за дверью? Разве можно разглядеть тени за закрытой дверью?

Фрёлик бросил на шефа непонимающий взгляд.

— Под кроватью — разве так не лучше? — Гунарстранна развел руками. — Ладно! — Он откашлялся и встал. — Ладно, пора брать след, — буркнул он, хватая пальто.

Глава 23

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Гунарстранна шел по Вогтгате и искал

мастерскую сына Стокмо. Проходя мимо какого-то магазина, отвел рукой несколько кусочков пластика, болтавшихся на уровне лица, — смысла изобретения, появившегося в последние годы на улицах города, он так и не понял. Может быть, полоски о чем-то извещают или предназначены для слепых, чтобы им легче было ориентироваться зимой? Поскальзываясь на тротуаре, он прижался к стене дома, пропуская трамвай. Наконец он увидел нужный номер. Не найдя вывески, Гунарстранна немного потоптался на месте и направился во двор. Прошел мимо грязного вилочного погрузчика с бензобаком за сиденьем и остановился перед ржавой металлической лестницей, наискосок поднимающейся по стене трехэтажного здания. Каждая ступенька состояла из трех параллельных полосок, облепленных круглыми ледяными сосисками.

Поднимаясь, Гунарстранна крепко держался за перила. На втором этаже свет не горел. Он посмотрел внутрь и разглядел стоящую на козлах старую швейную машинку «Зингер». За ней на полу валялись детские салазки, вдоль стен выстроились картонные коробки, заполненные всяким хламом. У дальней стены он разглядел очертания дверного проема.

Гунарстранна подергал ручку входной двери. Она оказалась запертой. Он выпрямился и огляделся. Двор напоминал колодец; видимость со всех сторон закрывали дома — старые, с облупившейся штукатуркой. Первые этажи были обиты деревом. По улице прогрохотал трамвай; какой-то автомобилист нажал на клаксон. Внизу, на куче труб, стояли две сломанные стиральные машины. Широкая дверь на первом этаже вела в мастерскую; Гунарстранна заметил у входа газовые баллоны для сварочного аппарата и огромные кусачки, которые валялись на мотке проводов. Гунарстранна поежился и осторожно принялся спускаться. У стен намело высокие сугробы. Снег облепил старые стены, как будто жильцы целый день играли в снежки. Гунарстранна подошел к приоткрытой двери и заглянул внутрь. Никого! Он повернул за угол. Сразу стало понятно, почему снег прилип к стенам на такой высоте. Под окошком, затянутым проволочной сеткой, стоял снегоочиститель. В окошке горел свет.

Когда он вошел, к нему повернулись три головы. За столом у стены сидели двое работяг в промасленных комбинезонах. На столе стояли их коробки с обедом и термосы. Третий работяга, усач весьма агрессивного вида, сидел напротив. На голове у него красовалась бейсболка, надетая козырьком назад, с надписью «Страхование Самвирке».

— Я ищу Юнни Стокмо, — сказал инспектор Гунарстранна.

— А его здесь нет! — добродушно ответил усач, поднося ко рту чашку и шумно отхлебывая кофе. Чашка была украшена той же надписью, что и бейсболка.

— Но имя его вам знакомо? — осведомился инспектор.

Один из работяг ухмыльнулся, продемонстрировав торчащие передние зубы. Когда он наморщил нос, то стал похож на мышь, которая нюхает воздух. Линзы его очков казались непроницаемыми.

Усач не спеша поставил чашку на стол и переглянулся с двумя товарищами. Затем он тоже расплылся в улыбке.

— Вот ведь невезуха, — сказал он, обсасывая кофе с кончиков усов. Услышав его слова, третий приятель как будто проснулся и громко заржал.

— Поджарить! — завопил он. — Поджарить со специями!

Усач не обратил на него никакого внимания.

— Хотите кофе? — спросил он у Гунарстранны. — А Мозеса не слушайте. — Он кивком указал на ржущего товарища. — Он псих.

— Совсем спятил, — сказал мышеподобный очкарик.

— До хрустящей корочки, — продолжал Мозес.

Усач внимательно посмотрел на Мозеса:

— О чем ты там бормочешь? Никто ни слова не понимает! — Он жестом указал на Гунарстранну.

Последний решил, что не мешает и представиться.

— Инспектор полиции Гунарстранна, — сказал он. — Отдел убийств.

— Ах ты, дьявол! — ответил усач, снова ухмыляясь.

— Сварить в кипящем масле, — как ни в чем не бывало продолжал Мозес.

Мышеподобный громко захихикал и хлопнул себя по бедру.

— Сварить в кипящем масле, ну надо же! — повторил он. — С макаронами!

— Нет, — возразил Мозес, — лучше замариновать! Положить в бочку с рыбьим жиром и засолить в позиции «шестьдесят девять».

— Мозес тут придумывает самые невероятные рецепты приготовления трески, — пояснил усач. Обратившись к Мозесу, он приказал: — Возьми себя в руки, полудурок!

— Придумай на обед что-нибудь еще, — посоветовал мышеподобный.

— Кто-нибудь из вас знает Юнни Стокмо?

— Юнни Стокмо — мой отец, — признался усач, снимая бейсболку. Под ней оказалась блестящая плешь, окаймленная венчиком седых волос, стянутых сзади в конский хвост.

— Мне нужно срочно переговорить с вашим отцом, — сказал Гунарстранна.

— Понятно, — кивнул Стокмо-младший. — Вот только жаль, он не может. Что скажешь, Мозес?

— Он у себя на хуторе засел, — хихикнул Мозес.

— Ну ты и псих. — Усач покачал головой и повернулся на стуле в сторону Гунарстранны. — Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного и психа на языке.

— Где находится этот хутор? — негромко спросил Гунарстранна.

Стокмо-младший взял со стола газету.

— А на фото вы выглядите моложе, — заметил он, тыча пальцем в первую полосу.

Гунарстранна задумчиво разглядывал свой снимок.

— Здесь вы еще с волосами, — продолжал Стокмо-младший.

Гунарстранне ужасно не нравился тот снимок, который вечно помещали в газетах. Его сфотографировали сразу после отпуска, который он проводил на юге Европы. На снимке он насупился, как идиот. Лицо обгорело, он был красный как рак, с большими мешками под глазами. Из-за невысокого роста приходилось смотреть в объектив снизу вверх.

— Где тот хутор? — властно повторил он.