Человек войны
Шрифт:
– Ой! Шо она там тебе такого сказала?!
– Ничего... «...Ты нам, гой, всю семейную традицию пересрал! В нашей семье с 1928 года только одни девки рождались! И шо нам теперь с этими яйцами делать?!.» Приятное было поздравление. На всю жизнь запомнил.
– Так то она сгоряча! За меня переволновалась!
– А я под руку попался.
– Так шо ты за ту квартиру думаешь? Если «да», то надо ее брать сейчас!
– А чего такая спешка?
– Так у меня съем на эту через месяц заканчивается.
– Продли договор.
– Можно, но только она уже хочет семьсот! И на хрен мне это надо?
– Я подумаю, – сказал Андрей, стоя в дверях.
– Ты давай, если шо, так думай быстрее! Эта хата, за восемьсот, уйдет очень быстро – центр города!
– Ладно! Я подумаю, – сказал он, уходя. – Максика поцелуй – сегодня его день!
«...Может, и в самом деле?.. А то совсем в этой конуре свихнусь! Почти два года уже, сколько можно прятаться? Да и... Макса буду видеть каждый день по вечерам, а то с этой работой, бля, я для него уже стал „воскресным папой“ – вижу его чуть ли не раз в неделю по шабатам! Ладно! Попробуем, что из этого всего получится...»
Зима – весна 2004 г. Израиль
Жизнь семейная не вышла – куда ни глянь, сплошное дышло!..
...Зря, наверное, тогда Андрей поддался на ее уговоры и «доводы». Хотел, как говорится, как лучше, а получилось, как всегда...
Они переехали в эту огромную квартиру 1 ноября, обустроились как-то. Максиму было здесь просто раздолье – он уже не просто ходил, он носился, как ракета! И везде, и во все ему нужно было засунуть свой нос-кнопку – человек познавал мир. Смешной такой маленький человечек познавал такой огромный мир...
А вот сам Андрей...
Его «выселили» из общей спальни на диван в гостиную практически через месяц, сразу после Нового года – Максимка с самого рождения категорически не желал спать в детской кроватке. Категорически! Он спал на большой подушке, на двуспальной кровати! И это было даже забавно! «Мужичок с ноготок», а спит как взрослый!..
Только для Андрея места на этой кровати уже не было.
Да и в жизни этой семьи ему места тоже не было. Никогда!
Его «терпели» только за то, что он носил в дом приличные деньги и по вечерам убаюкивал малыша, который засыпал только под те колыбельные, которые пел ему Андрей.
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю! Придет серенький волчок, цап Максима за бочок!..
Странное дело, но Лина пела ему ту же колыбельную, с теми же словами, но малыш мог проплакать всю ночь, а когда видел Андрея, тут же закрывал свои глазенки и засыпал ровно через две минуты.
С «тещей» отношения, да это, в общем-то, и было предсказуемо, так и не сложились. Эта престарелая затворница нашла себе единственное развлечение – раз в неделю, вечером в шабат, она брала литровую бутылку водки, садилась с Линой за стол и... Это становилось вечером последних нетанийских сплетен – кто, где, с кем и когда... А Андрей садился за свой компьютер и продолжал потихоньку писать свою вторую книгу... Теперь у него времени на это было совсем немного, всего-то пара-тройка часов вечерами в выходные дни.
Сидеть и слушать сплетни о каких-то знакомых, которых он даже не знал, Андрею было неинтересно, да и водка... Не хотелось ему пить в этой компании, когда его приглашали: «Э! Писака! Бросай эту свою лабуду, иди лучше выпей с нами!..»
Заканчивались такие вечера, как правило, одним и тем же – скандалом...
– Тебе шо, западло выпить с женой и тещей?
– У меня нет ни жены, ни тещи.
– Тогда иди к своему прибацаному Гене и пей с ним и с ним же трахайся! А ко мне даже не подходи, мудило!
– Да я к тебе и так не подхожу, Лина. Да, если честно, и не хочется.
Он собирался и уходил от скандала, «от греха подальше», к Генке в «Версаль», и там просиживал до полночи, зная заранее, что «домашний концерт» закончится в лучшем случае только часам к трем ночи. Когда бутылка будет опустошена до самого донышка.
Он теперь с нетерпением ждал рабочих дней, когда мог уехать рано утром, а вернуться только к вечеру, чтобы поиграть с сынишкой и уложить его спать. И с ненавистью и содроганием ждал выходных и праздников, зная теперь весь их сценарий наизусть.
И опять он говорил себе:
«...Это тебе, капитан, наказание! Искупление всех тех грехов, что ты за свою жизнь совершил! Терпи, солдат! Так, наверное, надо!..»
...В моей душе осадок зла,И счастья старого зола,И прежних радостей печаль.Лишь разум мой способен вдальДо горизонта протянутьНадежды рвущуюся нить,И попытаться изменитьХоть что-нибудь...Он скрипел зубами, проклинал свою жизнь, даже порывался вернуться в Легион! Но... Максим!.. Андрей знал, что нужен своему сыну, а потому и терпел. На самом остатке своих душевных сил...
...Пустые споры, слов туман,Дворцы и норы, свет и тьма,И утешенье лишь в одном —Стоять до смерти на своем.Ненужный хлам с души стряхнутьИ старый страх прогнать из глаз,Из темноты на свет шагнуть,Как в первый раз...А сил тех, если честно, уже почти не оставалось. Андрей уже еле сдерживался от того, чтобы не сотворить глупость, а потому... Он просто ушел в себя. Он больше не общался ни с кем, кроме своего Максимки. Даже с Генкой. Его разговоры заканчивались вместе с его рабочим днем. Андрей превратился в немой чурбак, единственным желанием которого было, чтобы его никто не трогал, не задевал «за живое» ...
...И в узелок опять связатьНадежды порванную нить,И в сотый раз себе сказать,Что что-то можно изменить,И хоть не стоит свеч игра,Поверь опять, что победишь.В конечном счете, будет правТот, кто зажег огонь добра......25 февраля 2004 г., 16.20 РМ...
...Андрей уже потихонечку возвращался с севера страны из города Кармэль в Нетанию. День был для февраля довольно теплый, настроение хорошее. Сегодня он удачно поднажал на педаль газа и довольно удачно справился со всем маршрутом и теми точками, где нужно было забрать двухдневную выручку. Проехать предстояло еще километров около ста пятидесяти, и он рассчитывал, что успеет сдать деньги и уже к семи вечера быть дома, чтобы пойти погулять с сынишкой. А потом «колыбельная» и... компьютер...