Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2
Шрифт:
– Двигайся, Китти, – попросил Лизандер.
Как маленький гиппопотам, Китти неуклюже просеменила по корту и, едва достав мяч вытянутой ракеткой, заставила его еле-еле перевалиться через сетку.
Раннальдини, вытиравшийся в это время полотенцем, не успел к нему.
– Шесть – три! Здорово мы сделали это, – завопил Лизандер.
– Грандиозно сыграно, Китти, – выкрикнула Наташа, до сердца которой дошел урок Ферди.
«И как я могу любить мужчину, который так переносит поражение?» – в отчаянии думала Флора.
Вновь настала очередь Лизандера подавать. Пригнувшись у сетки, Китти чувствовала пульсирующую боль в животе, но еще острее она ощущала присутствие Гермионы у задней линии. И уже никакого благодушия не было в том красивом лице, одна ненависть. Она только что отбила мяч прямо на Китти, сбила этим ударом с нее очки, отлетевшие в сторону. Ослепшая Китти стала на ощупь искать их.
– Прямо перед тобой, – закричала толпа. Примчался Лизандер и принес их от сетки.
– С тобой все в порядке, сердце мое?
«А ведь у нее изумительные глаза», – ни с того ни с сего подумал он, водружая очки на место. Надо будет сказать Ферди, чтобы он обучил ее носить контактные линзы.
Он не спеша вернулся на заднюю линию и сделал подачу длиннее, чем обычно, так что мяч чуть не вылетел за пределы корта. А разыгрывался сет-пойнт. Раннальдини принял подачу, мощно отбил на Китти, которая едва задела его, и мяч поплыл в воздухе.
– Блестяще! – воскликнул Лизандер. – Потрясающе отбила, Китти.
– Мой, – закричал Раннальдини, чтобы Гермиона отошла в сторону, и изготовился для стремительной атаки. Увы, ему не хватило дюйма роста. Мяч пролетел над верхним краем его ракетки и приземлился на корте в сантиметре перед внешней линией. Толпа взорвалась.
– Гейм, сет, матч и турнир – за Китти и Лизандером, – скрывая восхищение, объявил Боб.
Соперники пожали друг другу руки. Лицо Раннальдини ничего не выражало, но Китти всхлипнула от боли, когда он сдавил ее пальцы. Солнце скрылось, и неожиданно похолодало. В глубине леса заухала сова. Собравшиеся вокруг Китти и Лизандера похлопывали их по спинам.
В павильоне зазвонил телефон. Номер знали только члены семьи. Наташа подбежала первой.
– Вольфи, – завопила она от радости, – где ты? У тебя все отметки «отлично», ты знаешь? Чертовски здорово. Ну как там Австралия? Который там час? Тебя плохо слышно. Это Вольфи, – сказала она вошедшему, еще более невозмутимому Раннальдини, сверлившему взглядом Флору.
– Хочешь поговорить с папой? – продолжала Наташа, когда Раннальдини протянул руку. – Ну ладно, – и затем недоверчиво: – Ты хочешь говорить с Китти? Ты позвонил, чтобы поздравить ее с днем рождения? О Господи, – даже Наташа ужаснулась. – Я позову ее.
Все обменялись потрясенными взглядами, но никто не выглядел мрачнее Раннальдини или краснее Китти, берущей трубку.
– Алло, Вольфи. Как хорошо, что у тебя такие оценки. Мы так гордимся. Ты такой добрый, что вспомнил. Да, я получила почтовый перевод от мамы и красивую карточку.
Глаза Флоры наполнились слезами. Бедная Китти и бедный Вольфи, с которым она обошлась так ужасно. Она хотела выхватить трубку у Китти и спросить, как он там, но Китти уже говорила:
– Пока, Вольфи. Мы скучаем без тебя. Возвращайся скорее.
Она положила трубку под хор голосов:
– Ну почему же ты нам не сказала? Позор, Раннальдини.
– С днем рождения, – запела Флора мягким, чистым, проникновенным голосом, и все присоединились к нему, и среди хора выделялся голос Гермионы, но только потому, что она хотела доказать: партия Леоноры должна принадлежать ей.
– Большого счастья, Молодчина, – Гай обнял Китти. – Я даже не могу тебе передать, как мы хотим чаю.
– Давай-ка организуем, – произнес Раннальдини, направляясь в сторону дома.
Когда Китти, тяжело вздыхая, последовала за ним, Лизандер заметил темно-красное пятно на ее шортах. Подхватив длинный розовый джемпер Наташи, Лизандер побежал за ними. Где черти носят его собак? Обычно Ферди присматривал за ними.
Войдя в летнюю гостиную через французское окно, он услыхал, как Раннальдини холодно выговаривает:
– Почему же ты мне не сказала, что у тебя день рождения?
– Мне так жаль, Раннальдини. Я просто не хотела лишней суматохи.
– Это твоя обязанность – напоминать о днях рождения. Как ты смеешь выставлять меня полным дерьмом перед всеми этими людьми? Ты заплатишь за это.
– А вот и я.
Лизандер присоединился к ним в холле.
– Ты можешь простудиться.
И, набросив Наташин джемпер на плечи Китти, так что он прикрыл пятно крови, он застегнул три верхние пуговицы, думая о том, как бы предупредить Китти, чтобы она не умерла от стыда. Вдруг пронзительный крик заледенил кровь в их жилах. В комнату ворвалась миссис Бримскомб.
– Там... миссис Китти... – верещала она. – Скорее!..
Присоединившись к остальным гостям, уже набившимся в столовую и наслаждающимся зрелищем, они увидели сцену полной разрухи.
Джек стоял на столе, лапами в блюде с копченым лососем, а из его пасти, подобно клыкам, торчали закусочные сосиски. Динсдейл, опираясь задними лапами о стул, по-совиному осматривался вокруг, как старый джентльмен, которого побеспокоили в его клубе, а в зубах у него, будто сигара, торчала круглая швейцарская шоколадка. Блюда с сандвичами и пирожками были разбросаны по полу, а из большого кувшина остатки молока еще капали в огромную лужу на полу, рядом с которой Мегги вяло слизывала сбитый крем с клубничного пирога Китти.
Наступила жуткая пауза, прервавшаяся гомерическим хохотом, но его перекрыл голос Раннальдини:
– Китти, я вас покину на пять минут. Мне нужно пришить пуговицу к фраку.
– По сравнению с зеленым и уютным оазисом Раннальдини это место представляется Сахарой, – ворчала Джорджия, когда следующим вечером они сидели на террасе с Ферди и Лизандером и, потягивая «Пимм», обозревали выжженный сад.
Все молодые деревья, посаженные ею и Гаем, засохли. Буйно расцвел только растущий под кухонным окном овсюг, принявший теперь розовую окраску, как лицо клубного завсегдатая.