Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2
Шрифт:
Затем он обратился к Ларри:
– Как дела? Надо полагать, все твое барахлишко заморожено?
Чувствуя свою покинутость, поскольку Раннальдини даже не подошел и не поцеловал ее, Гермиона решила поправить свой макияж, прежде чем подойти к нему. Проходя через зал к лестнице, ведущей в верхнюю душевую, она обнаружила письмо, которое убегающий впопыхах Лизандер выронил из кармана пальто. Увидев надпись «ПАРАДАЙЗ-ГРАНДЖ», она раскрыла его, и, не обращая внимания на развешанные плакатики о недопустимости добавления химии в школьные завтраки и призывы беречь лягушек, уселась на краю
Гермиона всегда была заинтригована тем, почему Лизандер не обращает на нее ни малейшего внимания. Теперь она поняла, почему. Она была единственной женой в Парадайзе, которая ему не платила. Зайдя в душ, она привычно сполоснула между ног и почистила зубы органической пастой Рэчел. Вернувшись в комнату, она шепнула Раннальдини, а затем торжествующе обратилась к Рэчел:
– Как было мило, дорогая. Мне пора. Надо кое-что сделать для «Уоззек». До встречи, Бобби.
К ярости Рэчел, чуть ли не сразу же за ней последовал и Раннальдини.
Полчаса спустя в блаженном тепле башни Гермиона посасывала «Краг» из стакана и наблюдала за Раннальдини, читающим письмо Мериголд Лизандеру. Уже второй раз.
– Так, неплохо, – сказал он ласково, после того как по его лицу промчались, сменяя друг друга, эмоции ярости, возбуждения, страсти, ненависти и ревности.
– Было бы глупо выбрасывать такое письмо. Итак, Джорджия и Мериголд платили маленькому мистеру Хоукли за то, чтобы вернуть мужей; то же, вероятно, делала и Марта Уинтертон. А я-то все изумлялся, на какие шиши он так здорово живет.
– Джорджия и Мериголд, должно быть, заплатили ему целое состояние, чтобы он занялся ею, – дерзко встряла Гермиона. – Я имею в виду, что те-то хоть симпатичные. И только затем, чтобы заставить тебя ревновать. И Китти согласилась на сотрудничество.
– Это был каприз, – сказал Раннальдини. – Подобно Каварадосси, Китти ожидает пытка. Никто не сможет оставить меня в дураках.
Отлепив от себя Гермиону после достаточно небрежного совокупления, Раннальдини присел к телефону. Он собирался включиться в игру.
Макиавеллист по натуре, Раннальдини планировал оргию в «Валгалле». Январь оказался жутко скучным месяцем, а пред лицом надвигающейся войны в Персидском заливе люди стремились к развлечениям. Для начала он разослал приглашения: «ВЕЧЕРИНКА В ТОГАХ FINDESIECLEВ ДОМЕ МИССИС РОБЕРТО РАННАЛЬДИНИ ВЕЧЕРОМ ДВАДЦАТОГО ЧИСЛА».
Затем он предложил Гермионе роль леди Макбет при условии, что ей удастся соблазнить Лизандера в течение вечера.
Раннальдини все просчитал. Лизандеру, может, и платили огромные суммы, чтобы он завоевывал любовь Китти, но ясно было из его невероятно отчаянных посланий на автоответчике и по чудовищно безграмотному и страстному факсу, вылезшему как червь из аппарата, что он обезумел от любви. Не было никаких сомнений в том, что Китти тоже поражена страстью. Вчера, когда по радио передавали «Мисс Сайгон», она надела свою лучшую блузку, а потом, перепечатывая лист приглашений, в котором отсутствовал Лизандер, пропустила половину имен, а у некоторых перепутала пол.
Хотя в помощь ей были наняты поставщики провизии и цветочники,
Раннальдини не укорял ее. Он понимал свою громадную зависимость от тех удобств, что она создавала ему, да и какая бы другая жена позволила ему жить так свободно? Уж точно не Гермиона. Совсем недавно, разрабатывая совместно план рассаживания гостей, он готов был придушить ее.
– Я хочу, чтобы в этот вечер ты была хорошенькой и веселилась, а остальное предоставь мне, – говорил он Китти днем перед вечеринкой, наблюдая, как она изумительно ловко выкапывает присланные ему поклонниками пуансетти из тесной упаковки, прежде чем пересадить в горшки.
– Я хочу, чтобы ты взяла большую сумму денег, Китти, – продолжал он. – Гонорары от «Фиделио», возможно, сделают тебя независимой. Я знаю, я много принес тебе боли в прошлом, но давай попытаемся начать сначала. В Штатах не будет этих идиотов Парадайза, ну а если ты не можешь иметь детей, не беда, мы усыновим.
И все это заставляло Китти чувствовать себя еще более смущенной и виноватой.
Лизандер весь день наблюдал в бинокль, как вертолеты подвозят в «Валгаллу» из «Херродз Фуд Холл» выпивку и продукты. В сумерки снег повалил плотнее, укутывая белые ивы Джорджии. Лабиринт Раннальдини становился ледяным, а ветки фруктовых деревьев провисали, как трамплины. Черным галстуком траура темные воды реки Флит разделяли белую долину.
Забыв, когда он последний раз ел, Лизандер открыл банку консервированной кукурузы, съел столовую ложку и убрал в холодильник. В тысячный раз он проверил, не включили ли телефон. Подпрыгнув в волнении на стук входной двери, он взмолился, как не молился никогда, прося, чтобы это была Китти. Вместо нее появился тот, кого он желал сейчас видеть почти так же сильно, как и Китти.
– О Ферди!
Лизандер запнулся, рванувшись вперед, обхватил руками друга, чувствуя исходящее от его прочного тела спокойствие.
– Извини, я был таким дерьмом. Я вовсе не собирался использовать тебя. Бедная дорогая маленькая Мегги, – его голос пресекся.
– Это я виноват.
Ферди потрепал Лизандера по плечу, потрясенный, каким же костлявым оно стало. Затем, наклонившись, сграбастал истерически гавкающего, возбужденного Джека:
– Ну, ну, будь крепче. Жизнь с Мегги не кончилась. Пора переключаться на что-то другое.
– Все, что ты говорил, правильно. Но я никого не могу видеть. Я только по тебе соскучился. Мегги ужасно страдала?
– Нет, – солгал Ферди, – а щенок ее просто чудо. Изможденное лицо Лизандера загорелось.
– Так он жив! Это, должно быть, знак.
– Да, это сука.
Ферди открыл холодильник:
– Господи, да у тебя и поесть-то нечего! Моя мама взяла щенка на уик-энд, кормила его козьим молоком, а в понедельник ей возвращаться на работу.
– Я заберу ее. Подарю Китти вместо... – голос его опять дрогнул. – О Ферди, что мне делать?