Человек-змея

Клевенджер Крэг

Над обшарпанным столом повисает неловкая пауза.

— Откуда вы это знаете?

Вопрос пустяковый, так что отвечаю быстро:

— Я же говорил: папа был окулистом!

— Верно, вот мы к нему и вернулись. Ваш отец мучился мигренями и умер от аневризмы.

Да нет, по моим данным, он ещё жив. Окончательно опустился, загремел в тюрьму или бродяжничает. Возможно, ищет меня. Возможно, я даже проходил мимо него, спящего в сточной трубе.

— Он принимал какие-то лекарства, — продолжает эксперт. — К сожалению, его истории болезни у меня нет, а она бы очень помогла.

— Прежде чем я начну лечение,

постараюсь что-нибудь узнать. — Нужно говорить как можно беззаботнее и в то же время изображать заинтересованность.

— Не беспокойтесь, я уже связался с окружным департаментом психиатрии. Они запросят необходимые документы.

Поднимаю испуганные глаза: пусть увидит панику.

— Это займёт некоторое время, — не унимается Карлайл, — но обычно с бюрократическими проволочками мы справляемся лучше, чем родственники усопших. Раз ваша сестра — смотритель родительского дома, неплохо бы связаться с ней. Думаю, она сообщит что-нибудь полезное.

Паника переходит в «страстное желание поскорее отсюда убраться».

— Я спрошу у неё.

— Дэнни, вы в порядке?

— Просто проголодался… Хочу скорее домой!

— Конечно-конечно. Ваша сестра замужем, какую фамилию она сейчас носит? Или, может, её домашний телефон оставите?

— Ричард, объясните кое-что, — на моём лице крайнее недоумение, — чего вы добьётесь, получив историю болезни моего покойного отца?

— Дэнни…

— У меня была мигрень, вы сами так сказали, а теперь почему-то приходится сидеть в этой коробке с вами, совершенно незнакомым человеком, рассказывать о наркотиках, обо всех женщинах, с которыми спал, обо всех «приводах», копаться в дерьме, вспоминая это, — я растопырил левую руку, подсунув Карлайлу чуть ли не под нос, — заново переживать смерть родителей после того, как мне промыли желудок и сделали дефибрилляцию, после жуткой четырёхдневной боли…

— Дэнни, немедленно перестаньте кричать!

Двойной стук, и в зарешеченном окне появляется обезьянье лицо Уоллеса.

Глубоко вдыхаю через нос, выдыхаю через рот, вызываю в памяти запах Кеариных духов, сжимаю и разжимаю кулаки. Эксперт делает Уоллесу знак: мол, всё в порядке, иди.

— Дэнни, с вами всё в порядке? Может, вы о чём-то умолчали? — Голос мягкий, полный сочувствия, вкрадчивый. — Я хочу вам помочь.

Самые страшные вещи, с которыми я когда-либо сталкивался, исходили от тех, кто хотел помочь помимо моей воли.

— Не надо помогать, — шепчу я. — Хватит с меня дерьма, больше не вынесу. Пожалуйста, дописывайте официальное заключение и идите домой.

— Дэнни!

Вытираю лицо, удивлённо смотрю на слёзы, серебряными каплями стекающие с пальцев.

— Дэнни, посмотрите на меня, пожалуйста!

— Что такое?

— Вы сказали «официальное заключение», откуда знаете, что это именно так называется?

— У нас в колледже была психология. — Делаю глубокий натужный вдох. — После практических занятий заставляли писать заключение.

— Простите, Дэнни, понимаю, вам пришлось нелегко. Ещё чуть-чуть, обещаю. Посидите здесь, я допишу отчёт, а потом распоряжусь, чтобы вам вернули личные вещи. Если хотите, дам талончик на обед в кафетерии.

— Спасибо огромное. И вы тоже, пожалуйста, меня простите.

— Всё в порядке!

Карлайл ушёл, оставив меня наедине с бешено бьющимся пульсом

и призрачным жужжанием флуоресцентных ламп.

Надо же, чуть всё не запорол. Иногда я кажусь себе гением, иногда веду себя как дебил. Отодвигаю стул к стене, откидываюсь на спинку и кладу ноги на металлический стол. Смотрю на рыбок. Плавают медленно, как заведённые, на разной скорости, по разной траектории, но все в одном направлении и по часовой стрелке. Очень успокаивает. Расслабляюсь, закрываю глаза.

Некоторые вещи я знаю на подсознательном уровне. Одно за другим в лицо заглядывают безмолвные воспоминания. Круглая родинка на ключице, три тёмные на шее — как яркие звёзды на ночном небе. Тёплые золотисто-карие глаза. Кривоватая улыбка. А губы неподвижные, безжизненные, даже во время поцелуев.

Неожиданно вспомнилась женщина из реанимации: на пальцах металлические шины, на шее багровое кольцо, серебристые стежки шва, тёмный синяк под левым глазом, а на белке пятна лопнувших сосудов. Когда медсестра принесла воду в бумажном стаканчике, бедняжка пробормотала «Спасибо» и заставила себя улыбнуться: одна сторона рта растянулась, а другая осталась неподвижной — мешали металлические скобы, удерживающие рассыпающуюся челюсть. Наверное, теперь ей придётся носить в сумочке кусачки: мало ли что может случиться. «Спасибо!»

* * *

Зачем Кеара меня одела и положила в карман бумажник и ключи, после того как вызвала «скорую»?

* * *

Двойной стук в дверь — я просыпаюсь, и оставшийся со сна вопрос повисает в воздухе, словно спираль перегоревшей лампы.

— К вам посетители, — объявляет Уоллес. — Девушка по имени Кеара и какой-то Джимми.

Почему-то «Джимми» прозвучало как «дерьмо».

Что-то здесь не так, что-то заело, не оставив места для шока и страха. Цифры не сходятся, водопад течёт туда-сюда, словно на гравюре Эшера. Она меня одела. Не то, не то, не то… Никакой необходимости не было. А фельдшеру сказала, что её зовут Молли.

— Как выглядит девушка?

— Очень симпатичная. Это ваша подруга? Высокая стройная блондинка. У неё случайно сестрёнки нет? — хохочет санитар.

Кишки снова закипают, а кости становятся холодными как лёд.

— Мне можно идти?

— Будет можно, когда доктор скажет.

— Тогда попросите их подождать. Спасибо.

Дверь закрывается, я больше не сплю, животный страх — тоже. Думать! Думать! Думать! Это не Кеара, хотя меня пытаются убедить в обратном. Хотят из больницы выманить. Джимми не следовало представляться Уоллесу, однако я даже рад, что он проболтался. Думать! Кеара в порядке? Наверное. Иначе она была бы с ними, и я обязательно об этом знал. Закрыв глаза, вижу змеиные зрачки Начальника, его вечно улыбающиеся губы.

«Мы сокращаем штат. Ваша должность устраняется. — Но мёртвому пожарному выходу на крышу. — Спасибо за преданную службу. Пожалуйста, прослушайте порядок выплаты выходного пособия».

Так, теперь мне нужны семьдесят два часа принудительного обследования, а я всё утро обратного добивался. То, чего я больше всего боюсь, от чего столько лет бежал, становится реальностью и единственным способом выбраться отсюда иначе, чем в багажнике Джимми. Эх, надо было расцарапать себе горло, как только Карлайл вошёл в эту комнату.