Человек звезды
Шрифт:
— А чего там уметь! — оттопырил нижнюю губу ее курносый сосед со свежей царапиной на лбу. — Рисуй ракету, и будет космос.
— Представьте себе огромное, бархатное, черное небо, на котором вспыхивают бриллиантовые звезды, — Садовников произнес эти слова, как сказочник, который собирает вокруг себя затаивших дыхание слушателей. — Эти звезды нам кажутся маленькими, как разноцветные росинки. А на самом деле они огромней и ярче нашего Солнца. Среди этих звезд есть одна волшебная голубая звезда, и около этой звезды существует планета, похожая на нашу Землю. И на этой волшебной планете живут люди, похожие на обитателей Земли. Но только они лучше, добрее, умнее, щедрее. Они не обижают друг друга, не делают друг другу больно, не оставляют друг друга в беде. Они разговаривают
Детские глаза мечтательно засияли. Садовников видел, что Вера изумленно, наивно, с детской доверчивостью, смотрит на него. Словно просит угадать ее сокровенную мечту, притаившуюся среди болей и страхов. Сказка, которую он рассказал, была для нее. Над ней светилась голубая звезда, которую он зажег в больничной палате.
— A y нас кошка пропала. Серая, Мурочка. Могут ее привезти? — спросила полненькая девочка, сама чем-то похожая на кошечку.
— А я видела лошадку в магазине, с шелковым хвостом, розовую, и говорит по-человечески. Могут ее привезти? — спросила болезненная девочка с большими печальными глазами, под которыми лежали голубоватые тени.
— А маму могут привезти? — спросил мальчик с родимым пятном на щеке.
— Рисуйте. Люди с голубой звезды увидят рисунки и узнают о ваших желаниях, — сказал Садовников, не умея скрыть своей печали и нежности. Он обходил столы. Одному подвинул лежащий косо альбом. Другой поправил неверно сжатый фломастер. Мальчик Сережа с бледным лицом, на котором задумчиво смотрели большие серые глаза, не решался взять карандаш. На его голове топорщился хохолок. Проходя мимо, Садовников наклонился и осторожно подул ему на темя, отчего хохолок встрепенулся.
Дети рисовали. Садовников подошел к Вере:
— Теперь я им не нужен. Все, что они нарисуют, будет прекрасно. Мы вернемся к ним через час.
Они вышли в коридор, где было пусто, и в солнечном блеклом солнце раздавалась музыка аккордеона. Заглянули в класс, где шло обучение танцам. На стуле сидел музыкант с лысой головой и острой седой бородкой и лихо, наклоняя голову к перламутровым кнопкам и клавишам, раздвигал меха, как делал это лет тридцать назад, встряхивая кудрями в каком-нибудь сельском клубе, влюбляя в себя деревенских красавиц.
Несколько девочек неловко копировали преподавательницу, грузную девушку, которая танцевала, взмахивая руками и притоптывая ногами, как это делают на дискотеках, где в тесноте только и можно что прыгать на месте, поигрывая бедрами и крутя головой. Полная девочка старательно ей подражала, но у нее не получалось, и преподавательница ей выговаривала:
— Два притопа, три прихлопа!.. Скок, скок!.. Веселей!.. Головой бодай, а ногой брыкай!..
Музыкант недовольно хмурился. Преподавательница сердилась. А девочка чуть не плакала. Садовников видел, как волнуется Вера, как сжимаются ее хрупкие пальцы, и она поднимается на цыпочки, словно птица, готовая вспорхнуть. Внезапно сбросила свои замшевые туфли. Шагнула из коридора в класс. Толкнулась босыми ногами и полетела, едва касаясь пола, совершая восхитительные круговые движения руками. Поднялась на гибкий носок, ведя вокруг приподнятой, прямой, как стрела, ногой. Снова взлетела, и казалось, утратила вес, секунду парила в воздухе, а потом приземлилась, сгибая колени, грациозно поводя рукой, и ее черные волосы, упав из-под косынки, прошли круговой волной и легли на плечи.
— Как замечательно! — директриса Анна Лаврентьевна стояла в дверях и хлопала. — Какая замечательная у вас помощница, Антон Тимофеевич. Может, она придет к нам учить детей бальным танцам? И тебе, Клава, работа найдется, — обратилась она к девушке-преподавательнице, видя, как та ревнует.
Вера и Садовников покинули класс, и он спросил:
— Вы прекрасно танцуете. Откуда у вас это уменье?
— Я танцовщица, — ответила Вера, опустив розовое от смущенья лицо, поправляя на ходу свои замшевые туфли.
Они вернулись к художникам, которые завершали свои рисунки. И все они восхищали Садовникова. Детское восприятие, прозрачное и чистое, как стекло, пропускало сквозь себя цвета радуги, прекрасные и наивные образы, сказочные видения мира. Синяя звезда, о которой поведал Садовников, на одном рисунке напоминала лучистую голубую астру. На другом — драгоценный, с переливами, кристалл. На третьем — чудесную синюю бабочку. На четвертом — комету с двумя пушистыми золотыми хвостами. Космические корабли были подобны летающим ладьям, огромным крылатым орлам, самолетам с птичьими крыльями. И несли они с голубой звезды в земной сиротский приют дары благородных и щедрых людей, которые умели угадывать сокровенные мечты и мысли других людей и одаривали их своими волшебными подарками.
На звездолете во всей красе стояла новогодняя елка, увешанная шарами, конфетами, разноцветными лампадами, среди которых улыбалась Снегурочка в серебряном одеянии. На другом корабле летела кукла с широкими голубыми глазами, в бальном платье, в ожерельях и бантах, та, что выставлена на витрине супермаркета, мерцая в свете рекламы. На третьем звездолете, в красном платье, распустив волосы, великолепная, на высоких каблуках, стояла женщина, которая летела к своей дочке, неся в руках букет маков. Были космические корабли с пассажирами в виде кошек, лошадок. На одном размещался стол с вазами и блюдами, на которых сияли арбузы, дыни, виноградные гроздья и еще какие-то неведомые плоды, созревающие на других планетах. Один рисунок поразил Садовникова больше остальных. Его нарисовал мальчик Сережа с хохолком, на который нежно дунул Садовников.
В небесах, озаренный лучами синей звезды, летел остров. На острове сиял храм с золотыми куполами, волшебными узорами и колоколами. Росли сказочные деревья, на которых сидели чудесные птицы. Под деревьями стояли люди, которые смотрели на птиц, говоря с ними на одном языке. Другие люди били в колокола. Третьи опустились на колени. И у всех вокруг голов золотилось сияние.
— Это что, Сережа? — спросил Садовников.
— Это рай.
— Откуда ты узнал о рае?
— Это вы рассказали. Люди, о которых вы рассказали, могут жить только в раю.
Садовников был взволнован. Не касаясь листа бумаги, провел над ним ладонью. И все краски налились пылающими цветами. Золото куполов и нимбов стало лучисто сверкать. Зелень деревьев стала изумрудной и сочной. Птицы засияли, как радуги. А голубая звезда обрела ту волшебную синеву, какая бывает в вершинах мартовских берез.
Перед тем, как выйти из класса, Садовников оглянулся. Вокруг детской головы с хохолком, едва заметное, струилось сияние.
Они вернулись домой, когда еще было светло, и вечернее летнее солнце сквозь пыльные стекла освещало утлую комнату, верстак, воздевшего меч Николу. Садовников испытывал неловкость, оказавшись с Верой вдвоем. Не знал, чем ее занять. Не решался в ее присутствии предаться своему излюбленному занятию, — путешествию в ноосферу, где перелетал из одной эры в другую, читая глиняные таблички Хаммурапи, арамейские тексты времен царя Ирода, надписи на античных алтарях в Микенах, берестяные грамоты, найденные в новгородских посадах.