Челтенхэм

Лях Андрей Георгиевич

Наследники прозябали в безвестной провинции, бывший регент Ричард Йоркский был отрешен от дел, государство разваливалось с пугающей скоростью – бесшабашное правление Эдуарда, его бездумная, расточительная политика свели на нет купленные столь страшной

ценой достижения воинственных Плантагенетов. Мятежный католический Север уходил в союз со Швецией и Норвегией, прихватив с собой выход к морям. Центр, то есть Бернисдель и Северо-Запад, полностью подпадал под власть не встречающей тут сопротивления Франции. Уэльс, и так уже давно не английский, попадал все в большую зависимость от набиравших с каждым годом силу соседей – коалиции Баварии, Саксонии, Тюрингии и Пруссии, и держались уэльские драконы лишь за счет своей природной тягучести и дремотной неподатливости. Переговоры по возвращению этих земель под сень британской короны без малейшей надежды тянулись уже много лет, и не было им видно ни конца ни края.

Чисто английскими оставались лишь вечно оппозиционные Йорк и Бристоль, морские ворота страны, ключ к Бискайскому заливу – но здешние лорды и слышать не хотели о подчинении овеянному гнилыми французскими ветрами Лондону, да никому неподвластный юг – левобережный Твидл с его алчными, неукротимыми баронами, денно и нощно мечтающими, преодолев Джевеллинский хребет, прибрать к рукам благословенную Аквитанию и послать куда подальше всякую метрополию вообще. Что же до юго-восточного клина, Алурского предгорья и примыкавших к нему неприветливых равнин Глостершира, то с отъездом Великого Регента противостоять шотландцам тут стало некому, и все со дня на день ждали, что Иаков Эдинбургский вновь объявит Твидл пограничной рекой и поведет воинственных скоттов дальше на север. Старая добрая Англия на глазах превращалась в туман и легенду.

Единственным человеком, способным сплотить раздираемую внутренними склоками патриотическую оппозицию, был Ричард Йоркский, бывший регент, равноуважаемый всеми группировками. Однако, чувствуя опасность, исходящую от этого человека, Маргарита повела против него настоящую войну. Увы, кроме авторитета и былой славы, Ричарду было нечего этому противопоставить – поддержки при дворе у него больше не было, армия ему не подчинялась, от прежнего парламента уцелела едва ли треть. Больше всех бесновались возвращавшиеся на родину и люто ненавидящие его эмигранты, в великом множестве бежавшие за кордон от казней и реформ Йорков. У этой шайки, подкормленной французским и испанским золотом, давно уже были отточены кинжалы на когда-то всесильного владыку страны, и их неустанные усилия однажды вынудили Ричарда признать, что игра проиграна, что рано или поздно десятое или двадцатое покушение в один прекрасный день достигнет цели. Ждать этого Ричард не стал, тем паче что у него в распоряжении было знание, недоступное современникам.

Конец ознакомительного фрагмента.