Челюсти
Шрифт:
— Если она еще что-нибудь такое скажет, ей придется уйти, предупреждаю тебя, — он взял стаканы и направился к двери.
Эллен окликнула его.
— Мартин… — Он остановился. — Прошу тебя… Ради меня.
— Не беспокойся. Все будет в порядке.
Он наполнил стаканы Хупера и Дейзи Уикер, но себе доливать не стал. Потом сел на диван и, потягивая виски, стал слушать какую-то длинную историю, которую Медоуз рассказывал Дейзи. Броди чувствовал себя неплохо, можно даже сказать — хорошо, и он знал, что если больше не будет пить до ужина, то все обойдется.
В половине девятого Эллен принесла из кухни тарелки, для супа и расставила их на столе.
— Мартин, — сказала она, — открой, пожалуйста, вино, а я приглашу гостей к столу.
— Вино?
— На кухне три бутылки. Белое — в холодильнике, а красное — на полке. Открой сразу все. Красному надо дать «подышать».
— Конечно, надо, — сказал Броди, вставая. — Кому не надо?
— Кстати, tire-bouchin на полке рядом с бутылками.
— Что?
— Tire-bouchin, штопор, — сказала Дейзи Уикер.
Броди испытывал удовольствие, видя, как Эллен покраснела. Это помогло ему с собственным замешательством. Он нашел штопор и принялся открывать бутылки с красным вином. Одну пробку он вытащил аккуратно, но другая раскрошилась, и кусочки ее попали в бутылку. Потом Броди достал белое вино из холодильника и, пока откупоривал его, все силился произнести его название: «Montrachet». Добившись, как ему показалось, сносного произношения, насухо вытер бутылку кухонным полотенцем и понес ее в столовую.
Эллен сидела в конце стола, Хупер слева от нее, Медоуз справа. Рядом с ним сидела Дейзи Уикер, а напротив Дейзи — Дороти Медоуз. Место Броди было в дальнем конце стола.
Броди, заложив левую руку за спину и стоя справа от Эллен, начал наполнять ее бокал.
— Бокал «Мондраже», — сказал он. — Очень хороший год, 1970-й. Я отлично его помню.
— Достаточно, — сказала Эллен, слегка приподнимая горлышко бутылки. — Не наливай до краев.
— Извини, — сказал Броди и налил Медоузу.
Разлив вино, Броди сел на свое место. Он посмотрел на стоявшую тарелку супа, затем украдкой оглядел гостей — все действительно ели его, значит, это не было шуткой. Тогда он взял ложку и зачерпнул. Суп был холодный и вовсе не походил на суп, но был вполне съедобен.
— Обожаю гаспачо, — сказала Дейзи, — но его так сложно готовить, я не часто это делаю.
— М-м-м-м-м, — промычал Броди, зачерпнув вторую ложку.
— Вы часто его едите?
— Нет, — сказал он. — Не очень.
— Вы когда-нибудь пробовали М и Г?
— Нет, не могу похвастать.
— Вам следует попробовать. Впрочем, вы, вероятно, не получите удовольствия, так как это противозаконно.
— Вы хотите сказать, что эту штуку есть противозаконно? Как это? Что это такое?
— Марихуана и гаспачо. Вместо специй вы посыпаете сверху чуточку марихуаны. Затем вы курите немного, едите немного. Это здорово возбуждает.
Прошла целая минута, прежде чем Броди понял, о чем она говорит, и даже когда понял, не сразу ответил. Он наклонил тарелку к себе, доел суп, допил вино одним глотком и вытер рот салфеткой. Посмотрел сначала на Дейзи, которая мило улыбалась ему, потом на Эллен, которая улыбалась, слушая Хупера.
— Это действительно так, — сказала Дейзи.
Броди решил сдерживаться, чтобы не расстраивать Эллен.
— Знаете, — сказал он, — я не нахожу…
— Держу пари, Мэт пробовал.
— Может быть, он и пробовал. Но я не понимаю, какое это…
— Мэт, извините, — громко сказала Дейзи. Разговор на другом конце стола смолк. — Мне просто любопытно, вы когда-нибудь пробовали М и Г? Между прочим, миссис Броди, гаспачо потрясающее.
— Спасибо, — сказала Эллен. — Но что такое М и Г?
— Я пробовал однажды, — сказал Хупер. — Но я никогда по-настоящему не увлекался этим.
— Вы должны рассказать мне, — попросила Эллен. — Что это такое?
— Мэт расскажет вам, — сказала Дейзи.
Броди поднялся и начал собирать тарелки из-под супа. Войдя в кухню, он почувствовал легкую тошноту и головокружение, а на лбу выступил пот. Но когда он положил тарелки в раковину, тошнота прошла, голова больше не кружилась.
Эллен вошла в кухню следом за ним и завязала фартук вокруг талии.
— Мне потребуется помощь, надо нарезать мясо, — сказала она.
— Есть нарезать, — ответил Броди и начал искать в шкафу нож для мяса и вилку. — Ну, а что ты об этом думаешь?
— О чем?
— Об этом М и Г? Хупер сказал тебе, что это такое?
— Да. Довольно забавно, правда? Должна признаться, это вкусно.
— Откуда ты знаешь?
— Никому не известно, что мы, дамы, делаем, когда собираемся вместе в больнице. На, режь, — специальной двузубой вилкой она положила баранину на кухонную доску. — Нарезай, как для бифштекса, ломтями толщиной в три четверти дюйма.
Эта стерва Уикер права в одном, подумал Броди, полоснув ножом по мясу: я и в самом деле чувствую себя отчужденным. Отрезав кусок мяса, Броди сказал:
— Послушай, ты, по-моему, говорила, что это баранина.
— Да, баранина.
— Она даже не прожарена. Посмотри. — Он поднял отрезанный ломоть, весь розовый, а в середине почти красный.
— Именно такой она и должна быть.
— Нет, если это баранина, она не должна быть такой. Баранина должна быть прожарена как следует.
— Мартин, поверь мне. Так готовится баранина-баттерфляй. Уверяю тебя.