Шрифт:
Чем выше ...
Птенец затерялся в высокой траве В.А. Моцарт
Капли дождя прибили пыль на дороге Концерт 17 соль минор
Когда обрету я свой дом для фортепиано.
Дождь. Единственное, что неизменно в этом мире. Вряд ли Ухо мог именно так выразить свои мысли. Но, что прикажешь думать, когда он почти и не помнит себя без этих то утихающих, то усиливающихся звуков бесконечного дождя. Крупные капли и пузырями встающие лужи на отчаявшейся проглотить хоть ещё один глоточек воды, земле. Или непрерывная стена хлещущего наотмашь, под сотрясающие нутро ужасные раскаты грома, ливня. Или лёгкий, как будто весёлый, но нескончаемый дождик. Такой, кстати, был очень редко. В основном, нудная серая морось из низкого устало бугристого неба. И постоянная промозглая сырость. Ни привыкнуть, ни приспособиться к ней невозможно. Ухо попытался поплотнее закутаться в ветхую шкуру. Делал он это с величайшей осторожностью - шкура расползалась под пальцами. Одно неосторожное движение, и он останется без одежды. Ухо и так повезло. Если бы не выгнали ту женщину ... Ухо постарался побыстрее отделаться от ненужных мыслей и, прикрыв
– Что ты слышишь?
Костлявые пальцы пребольно ухватили мальчишку за ухо.
– Ничего, ничего.
Извиваясь и пытаясь вырваться из цепких клешней, зачастил Ухо.
– Дождь. Что можно услышать?
– Смотри, не ври мне. Узнаю!
Почему он никогда не слышит, как подкрадывается Старуха?
Ухо до смерти боялся её всезнающую и всесильную. Хотя к нему Старуха относилась не так, как к другим. С ним она была доброй. Как он боялся этой доброты! Но если бы не она - не видать ему этой большой шкуры. Это Старуха, сама!, разняла дравшихся за "освободившуюся" шкуру женщин, и отдала её Ухо. Его детская шкурка совсем износилась. Да и вырос он. Ухо, не хотел думать ни о новой шкуре, ни о её хозяйке - той женщине, которую прогнали. Достав из ямки в большом камне острый осколок, Ухо, практически, вслепую начал выцарапывать символ. Его, одного из немногих, обучили специальными зарубками вести счёт времени и отличать мглистый день от ночи. Только Ухо и ещё несколько таких же мальчишек жили не со своими семьями, а рядом со Старухой в Общем доме. И только им, единственным из детей, полагалась доля еды, и какая - никакая одежда. Но главное, в то время, когда не у всех взрослых, живущих в маленьком, затерянном в дождях мирке, были имена, у каждого из них было своё имя. В непреходящей сырости и серости, когда вместо воздуха ты заглатываешь кусок сгустившейся влаги, а очертания людей и предметов размываются, струятся, сливаются в бесформенные, лишённые индивидуальности фигуры, и обоняние и зрение были плохими помощниками в попытках выжить и продолжить род. Только слух, тот совершенный, изощрённый слух, которым обладал отец Ухо, помогал его сородичам выжить. И, надо признаться, теперь то Ухо мог сравнить, жили они очень даже неплохо. Но в один ужасный день ни отец Ухо, ни ушедшие с ним на охоту мужчины, не вернулись. Что и как с ними случилось, никто и никогда не пытался выяснить. Влажная, чавкающая, незаметно переходящая в болото почва хранила множество тайн, укрывая в вязкой жути любые следы. Вот тогда - то Старуха, каким - то образом догадавшись, что он унаследовал необыкновенные способности отца, забрала его от убитой горем матери, дала имя. Ухо! Поначалу она просто поощряла мальчика слушать, прислушиваться, подслушивать, обо всём рассказывать ей. Нужен был Старухе тот, кто по малейшему шороху сможет угадать направление приближающейся опасности, тот, кто по малейшему шёпоту сможет распознать её врага. Потому и хвалила, выделяла его среди таких же, живших под её покровительством, мальчишек. Обрекла его на одиночество, на скрытое противостояние сверстникам. Ухо почти и не знал этих мальчиков. А подружиться, хотя бы сблизиться с кем-то из них ему не позволила дальновидная политика Старухи. Он все свои силы, всё время тратил на развитие, укрепление природного дара. А сверстники, ненавидели, завидовали любимчику Старухи. Что-то изменилось в монотонном, привычном "фоне" звуков. Дождь почти прекратился и ... он не слышит плач. Ухо внутренне подобрался, сосредоточился. Не обращая внимания на шум, вернее, отсутствие звуков где-то кончившегося дождя, прислушался к разговору Старухи с одним из её прислужников. Они разговаривали в укромной пещерке, о существовании которой не должны были и не догадывались члены семьи. Ухо не только развил доставшиеся в наследство от отца способности, он сумел пойти дальше, гораздо дальше в умении слушать и слышать. Он мог слышать и звуки прорастающей травинки, и трепет листьев в кроне далёкого дерева, и шёпот, приглушённые вздохи за стеной любого дома. При всей своей преданности и восхищении Старухой, Ухо, почему-то скрыл от неё эти свои необыкновенные способности. Он не смог бы объяснить себе, почему поступает именно так. Впрочем, и не задумывался об этом. Не говорил. И всё тут! И посему, не прилагая особых усилий и, почти против собственной воли, Ухо был в курсе всего, что происходило, о чём говорили его сородичи. Начал он слушать из любопытства. Хотелось проверить, на что ещё он способен. В какой-то момент Ухо понял, что эти знания даже мешают ему, ставят в ещё более обособленное положение, обрекают на большее, если оно возможно, одиночество. Ухо боялся случайно проговориться, боялся, что Старуха может узнать. Что будет, когда она узнает всю правду и о его способностях, и о его осведомлённости, об этом думать Ухо совершенно не хотелось. Но он уже так привык знать! Выделятся этим тайным знанием! Оно заставляло чаще биться сердце. Придавало ему в собственных глазах, в представлении о самом себе важность, значительность. Нет, не может, не откажется Ухо от тайного "слушания"! А, может, ничего и не случится. Старуха его похвалит, покормит...
Всё. Он успел услышать достаточно.
Звуки, и близкие, и почти стёртые расстоянием, говорили Ухо о том, что его сородичи собираются спать. Конечно, уснуть на голодный желудок непросто. Да и сон будет неспокойный, неглубокий. Не сон - тревожное забытьё. Тем осторожнее, осмотрительнее должен он быть. Вот, наконец, уснула и Старуха. Но, спала ли она? Люди, оглядываясь и понижая голос до шёпота, рассказывали о том, что Старуха никогда не спит и всё знает. И Ухо лучше всех знал, что так оно и есть. Почти так. С начала из любопытства, тренируя и оттачивая свой дар, он начал внимательно прислушиваться к тому, что происходит в Общем доме - доме Старухи даже ночью. С течением времени Ухо научился по еле уловимым изменениям в дыхании Старухи когда она бодрствует, а когда - "спит". Сон Старухи был неровным и прерывистым. Краткие промежутки глубокого забытья сменялись достаточно продолжительными отрезками бодрствования. Это в полной мере создавало иллюзию отсутствия сна. Как для окружающих, так, Ухо почти был в этом уверен, и для самой Старухи. Проверить свои предположения он не успел, а вот воспользоваться тем преимуществом, которое давало, казавшееся поначалу бесполезным, знание, собирался.
Стараясь не шуметь, Ухо поднялся. Для начала ему необходимо было попасть в маленькую пещерку в глубине Общего дома. Это - самая трудная часть его плана. Если она удастся, всё остальное, Ухо не сомневался, окажется гораздо проще. Для задуманного им нужна была удача. Плохо, беспокойно, но спали все. Только вот Старуха... Очень осторожно, даже воздух не должен был колыхнуться, Ухо начал двигаться мимо ложа Старухи. Он знал, не раз слышал, как "трётся" воздух о тело человека. Поэтому плавно, медленно, полностью замирая, когда глубина и темп дыхания Старухи менялись, Ухо добрался до заветной пещерки. Он быстро нашёл и взял то, что собирался. А вот обратный путь, с ношей оказался гораздо сложнее, а, значит и дольше. Ухо вздохнул с облегчением, когда, наконец, выбрался из дома Старухи. Показавшиеся вечностью время, проведённое там, совершенно вымотало его. Ухо перевёл дыхание, оттёр неожиданно выступивший пот, подождал, пока перестанут дрожать после огромного напряжения ноги, и, почти не прячась, побежал. Вечер, ночь, утро - непроглядная тьма ночи зарождалась в сгущающемся сумраке вечера и умирала в сереющих просветах рассвета - самое подходящее время для его плана. Так что, лучше поторопиться. В доме, куда осторожно вошёл Ухо, было темно и тихо. Но эта тишина отличалась от тишины других домов, мимо которых он пробежал. Там - спали. Это Ухо хорошо слышал. А здесь кто-то не спал. Слабые пальчики схватили его руку, едва он, боясь лишнего шума, закрыл ладонью маленький рот. Несколько быстрых, тихих слов успокоили, начавшего было сопротивляться, ребёнка и он вслед за Ухо выбрался из дома. Только, когда они отошли на достаточное, по мнению Ухо, расстояние от селения, он позволил себе и с трудом переставляющему ноги спутнику остановиться.
– Вот. Это тебе.
В немощном свете тяжело поднимающегося рассвета, маленький человечек - девочка, не веря себе, с удивлением и восторгом, боясь взять в руки, разглядывала шкуру.
– Бери. Не бойся.
– Где ты взял?
– Там же, где и это.
Ухо не в силах сдержаться, напустив на себя важный вид, несколько раз повернулся, давая девочке во всех подробностях рассмотреть плотную длинную шкуру, укрывавшую его почти до пят.
– Бери. Нам нужно торопиться.
Спохватился он. Девочка проворно закуталась в полностью скрывшую её шкуру.
– Дай руку. Будь осторожна.
Две пары голых ног, выглядывающие из-под старых потёртых шкур, начали свой путь. В начале шли они осторожно и медленно. Ухо вслушивался в одному ему уловимые и понятные шумы и звуки. Наконец он убедился, что никто их не преследует. Или ещё не проснулись, не хватились, или Старуха не рискует послать кого-то в погоню. Если она решила, что они не стоят того, чтобы рисковать немногими из оставшихся мужчин-добытчиков, тогда им бояться нечего. Он может сосредоточиться на том, что происходит рядом, что ждёт их впереди. Ведь что делать дальше и куда идти после побега, Ухо не знал. Он придумал только, как убежать, как спасти девочку. Хорошо бы, на всякий случай, уйти как можно дальше от селения. Но девочка совсем выбилась из сил. Удивительно, как она, вообще, смогла дойти так далеко.
– Садись.
Ухо подтолкнул девочку к груде полусгнивших веток. Даже под почти невесомым телом ветки чуть спружинили, погружаясь во всхлипнувшую под ними землю.
– Не двигайся! Дай руку!
Закричал, не успевший даже обругать себя, Ухо. Он изо всей силы упёрся ногами в плотный, неподвижный участок почвы и буквально сдёрнул девочку с предательских веток. Как ни мала и легка была девочка, но Ухо, ведь, тоже не был таким уж взрослым. Удержаться на ногах ему не удалось, и они кубарем покатились прямо к мощному стволу высокого дерева. Ничего страшного не случилось. Они сумели сохранить свои шкуры. А Ухо ещё и, благоразумно прихваченную в той же пещерке, флягу с водой. Так что, расстраиваться нечего. Здесь многое, почти всё, незнакомо, ново для них. На будущее, он должен быть осторожнее и внимательнее. Обидно пропасть, так и не начав новую жизнь.
– Всё хорошо.
Подбодрил Ухо девочку. Как ни как, он в ответе за неё.
– Пей.
Ухо протянул флягу.
– Это тебя подбодрит, пока мы не найдём еду.
Девочка благоговейно взяла в руки мешочек из плохо выделанной кожи.
– Сколько я могу выпить?
Спросили её огромные на почти прозрачном личике глаза.
– Немного - пару глотков. Думаю, ты давно не пила. Да и где здесь здоровая вода, я не знаю. Посиди спокойно. Осмотримся. Поищу еду.
Какую еду он собирался искать и где, Ухо плохо себе представлял. Они, конечно, привыкли голодать. Им не привыкать обходиться без пищи несколько дней. Но совсем без еды невозможно. Необходимо найти что-то съедобное. Иначе - зачем было убегать от Старухи. Возвращаясь с охоты, мужчины, обычно приносили каких ни будь мелких зверюшек, грибы, шишки, орехи, жёлуди. Ставить ловушки Ухо не умел. Да и времени ждать добычу, у них не было. Значит, надо искать что-то похожее на грибы, орехи, шишки, жёлуди. Есть незнакомую пищу, как и пить нездоровую воду, Ухо, пока, не собирался.
На их счастье, он почти сразу наткнулся на россыпь почти растрескавшихся жёлудей. Конечно, повезло. Ведь у них, да и нигде вокруг не было ни камушка. Не то, что в Общем доме. Там был огромный камень, на котором камнями поменьше разбивали принесённую мужчинами добычу. Старуха сама выбирала для этой работы женщин и следила, чтобы ни одна из них ничего не положила себе в рот. Унести, пронести что-то мимо неё, обмануть было невозможно. Когда добыча была подготовлена, Старуха выгоняла всех из дома и на том же камне сама делила еду. По очереди, она выкликивала имена, и мужчины заходили, пригнувшись в низком проходе. Старуха одаряла их. И не просто так - при всех она объясняла мужчинам, за что и почему каждый из них получает именно эту порцию еды. А вот те, у кого не было имени, или кого Старуха почему-то не позвала, оставались без еды. И хуже этого ничего себе нельзя было представить. Пока им везёт. Думал Ухо, тщательно пережёвывая уже превратившееся в кашицу, содержимое жёлудя.
Ещё немного, и жёлуди начнут гнить. Он ни за что - бы ни решился съесть "больную" еду. Рядом с Ухо тихонько, ровно дышала во сне девочка. Она не дождалась его возвращения. Усталость, голод, переживания сморили её. Ухо и самому смертельно хотелось спать. Он ещё не мог разобраться, понять какая сейчас часть дня - свет, очень яркий, необычный, непривычный для него свет и то, что нет дождя, путали его. Ухо попытался прикинуть, смогут ли их найти, если Старуха, всё -таки, решится на погоню. Может быть, стоит дать телу, такой необходимый ему отдых. Да и девочка, вряд ли сможет сейчас сделать хоть шаг. Он присел рядом с ней, прислонившись к стволу дерева, и закрыл глаза. Ухо не знал, как управляет своими необыкновенными способностями. Более того, он считал их такими естественными, что долго не мог поверить в то, что другие не чувствуют и не умеют того, что чувствует и умеет он. Для него это оказалось огромным с начала - разочарованием, даже стыдом, потом - предметом тайной гордости. Вот и сейчас, Ухо мысленно сказал себе, что будет спать и был уверен, что вовремя услышит малейший подозрительный шум.