Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
Ипполитов похлопал по бензобаку ладонью и спросил:
— А номера? Соответствуют ли номера воинской части, обозначенной в документах?
Валбицын, допущенный на аэродром, заверил:
— Все в порядке.
— Когда Горохов выходит на связь?
— Сегодня.
— Еще раз предупредите: завтра в два часа ночи должны зажечь костры.
Ипполитов с сожалением отошел от мотоцикла.
— Сегодня последний вечер, — сказал сокрушенно, — последний вечер в вашей компании, господа. Мне жаль…
— Должны отпраздновать его! — предложил Краусс тоном, не допускающим возражения.
— Да, — согласился Ипполитов, — но завтра у меня уже
— Я проверил все лично, — заверил Кранке.
— Полагаюсь на вас, гауптштурмфюрер, — склонил голову Ипполитов, — но хотел бы знать, в каком чемодане что лежит и как мне удобнее расположить необходимое.
В барак принесли вынутые из мотоцикла два небольших чемодана. Ипполитов стал проверять их. Вначале наклонился над чемоданом с оружием: все сложено аккуратно, с немецкой педантичностью. «Панцеркнакке» и комплект снарядов–ракет к нему, портфель с миной. Ипполитов подозрительно покосился на него: он всегда немного с предубеждением относился к взрывчатке. Конечно, знал, что без детонатора взрыв невозможен, но все же соседство с миной действовало угнетающе. Ипполитову показалось, что Краусс заметил его нерешительность — этого только не хватало, — он переложил портфель поудобнее. Но Краусс, кажется, и не смотрел на него. Проклятая подозрительность, когда он только избавится от нее?
Автоматические пистолеты с комплектом отравленных и разрывных пуль… С оружием как будто все в порядке…
Ипполитов дотронулся до кобуры на ремне. Да, у него несколько пистолетов: те, что в чемодане, и вальтер, никелированный офицерский вальтер — безотказное и красивое оружие. Ипполитов знал, что у некоторых советских офицеров есть трофейные пистолеты, иметь такой считалось в какой–то мере шиком.
Наклонился над вторым чемоданом, перебрал его содержимое уже не так старательно, хотя в глубине души понимал, что этот чемодан имеет не меньшее значение. Радиостанция, комплект незаполненных бланков различных советских учреждений, паспорта, дипломы, удостоверения… Около полумиллиона рублей советских денег. «Молодец Валбицын, — подумал Ипполитов, — знает дело».
Кажется, только подумал о Валбицыне, а тот уже, оттерев Кранке, тоже склонился над чемоданом. Стал объяснять, будто Ипполитов никогда не видел таких приспособлений:
— Это комплект букв и наборная касса. Ручной металлический пресс для паспортов, металлические штампы полевых почт, печати и штампы различных воинских частей… Надеюсь, вы не забыли, как пользоваться штампами?
Менторский тон Валбицына разозлил Ипполитова, и он захлопнул чемодан, чуть не прищемив длинные пальцы инструктора. Повернулся к Кранке:
— Итак, я убедился, что все в порядке! — Произнес властно, будто был не агентом–диверсантом, а по меньшей мере инспектором главного управления имперской безопасности.
Кранке подобострастно склонил голову, еще раз пообещав себе рассчитаться с этим наглецом в случае его благополучного возвращения.
— Что ж, господа, — предложил Ипполитов, — с делами покончено, пошли.
Все оживились в предчувствии банкета. Валбицын потер руки и почмокал губами, как будто уже выпил первую рюмку и почувствовал, как приятно обжег коньяк его желудок. Ипполитов накинул плащ — никто не должен видеть его в форме советского офицера, — и общество направилось к машине.
Им открыла не служанка, а сама Сулова. Она уже несколько дней обнашивала форму младшего лейтенанта Красной Армии и поэтому пребывала в скверном настроении.
Увидев избранное общество, прибывшее в их особняк, Сулова поправила гимнастерку, туже затянула ремень. Единственное преимущество военной одежды — ремень. Когда его затянешь, несколько скрадываются уже не безупречные формы.
Краусс подошел к телефону, а Сулова со служанкой захлопотали у стола. Мужчины не стали терять зря время — Валбицын, считавший себя здесь уже своим, направился к бару и извлек из него сразу три бутылки, нежно прижав их к груди.
— На все вкусы, дорогое общество, — воскликнул торжественно, — коньяк, водка и даже виски! И где это Краусс достает виски?
— Из Ирландии, — пояснил Кранке и забрал у Валбицына бутылку. — Через Швецию. — Он налил себе полбокала желтоватой жидкости, разбавил содовой водой и с отвращением смотрел, как Ипполитов с Валбицыным опорожняют почти полные фужеры коньяку. Что и говорить — восточные варвары! Разве так пьют коньяк? Да еще я марочный, французский! Его надо смаковать, греть в ладонях, а они…
Подошел Краусс, тоже налил себе почти полный фужер и выпил до дна — точно так же, как «восточные варвары». Хотя чего ждать от Краусса? Обыкновенный выскочка–эсэсовец. Правда, и он, Кранке, носит мундир гауптштурмфюрера, но он вступил в СС по сугубо тактическим соображениям, в душе же он остается, как и был, фон Кранке, а этот длинный молодчик Краусс, который даже на чин обогнал его, и сейчас ничем не отличается от мелкого невоспитанного торгаша.
Краусс довольно, даже самодовольно улыбнулся и обвел всех присутствующих торжественным взглядом.
— Только что разговаривал с обергруппенфюрером Кальтенбруннером, — произнес многозначительно, назвав даже чин начальника РСХА, как будто никто из находящихся здесь не знал этого.
Кранке оторвался от коньяка и с интересом посмотрел на Краусса. Что доложил штурмбанфюрер Кальтенбруннеру? Вздохнул успокоенно: конечно, ничего плохого. В основном Краусс отвечает за операцию и, пожалуй, больше, чем Кранке, заинтересован, чтобы все, связанное с ней, выглядело отлично.
Выдержав паузу, Краусс сообщил:
— Я информировал обергруппенфюрера, что начало операции назначено на завтра, и получил согласие. Более того, Кальтенбруннер приказал передать герру Ипполитову, — Краусс учтиво наклонил голову в его сторону, — что в случае удачи его ждут высшие награды рейха. Он сам похлопочет перед фюрером. — Краусс остановился на несколько секунд и еще налил себе коньяку. — Награждены будут все участники операции, — произнес он так, будто уже получил очередной крест. — Выпьем за это, господа.