Чемодан с видом на Карибы
Шрифт:
А то, что самой Кати не было дома, — в этом Надежда не виновата!
Стоп. Надежда Николаевна вспомнила девушку, которую встретила вчера на лестнице. Она выходила именно из шестой квартиры, и на ней буквально не было лица! Как она торопилась убежать! Так, может быть, это она, за минуту до того как столкнулась с Надеждой, убила Катю? Иначе отчего у нее был такой полубезумный вид? Покойника увидишь — испугаешься, это уж точно!
«Бежать, — приказывал Надежде внутренний голос, — бежать как можно быстрее с улицы Фиолетова. Бежать домой, сидеть там тихо и готовить
— Почему именно это? — удивилась Надежда на бегу.
«Потому что это долго и нудно — готовить блинчатый пирог. Пока блины пожаришь, пока придумаешь, чем их прослоить, пройдет куча времени, и никаких мыслей не останется в голове, кроме кулинарных».
Умом Надежда понимала, что внутренний голос прав на все сто, но из духа противоречия не могла с ним согласиться. Сейчас, правда, лучше бы не спорить и сделать, как он велит, исключая, конечно, блинчатый пирог, это уж чересчур. А вот завтра она обязательно навестит ту подозрительную девицу из музея Панаева и выяснит, что там произошло в квартире у Кати.
Честно говоря, интуиция подсказывала Надежде, что встреченная на лестнице девушка не убийца, она просто была очень напугана… однако следует с девицей держаться посуровей, чтобы сразу все выяснить. Надежда знает ее имя, больше того — знает место работы, так что ничего не стоит ее найти. Найти и расспросить — что она делала в шестой квартире и чего так испугалась. Кстати, у Надежды есть вполне приличный повод для визита — она должна отдать девушке потерянный пропуск, ведь это серьезный документ и восстанавливать его — ужасная морока!
Внутренний голос пытался что-то вякнуть насчет того, что пропуск следует срочно выбросить в первую попавшуюся урну и забыть про девицу и про музей Панаева навсегда, но тут уж Надежда проявила характер и так приструнила противный голос, что он обиделся и замолчал надолго.
Валентин Марленович проснулся и долго не мог понять, где он находится. Над ним был потолок в разводах застарелых протечек, в спину болезненно врезались пружины незнакомой кровати. На пододеяльнике чернело неразборчивое клеймо, и сам пододеяльник поражал своей вопиющей изношенностью. Сбоку доносился чей-то молодецкий храп. Валентин попытался повернуться на бок, чтобы разглядеть храпуна, но шею было не повернуть. От боли в голове немного прояснилось, и он вспомнил вчерашние события: то, как он ехал в маршрутке, как эта маршрутка резко затормозила и он ударился головой о железную стойку. После этого в воспоминаниях начинались досадные пробелы. Ему было плохо, он терял сознание, во время одного из просветлений увидел рядом с собой женщину средних лет с приятным, озабоченным лицом и попросил ее доставить по адресу чемоданчик…
Вспомнив про чемоданчик, Валентин застонал и резко сел на кровати.
Окружающая действительность немножко покачалась, как лодка около причала, и остановилась. Он находился в большой больничной палате, среди полутора десятков спящих мужчин разной степени увечности и забинтованности.
В палате пахло хозяйственным мылом, лекарствами и подгорелой кашей. Справа спал на спине, широко открыв рот, пузатый мужчина с огромной черной бородой, вылитый Карабас-Барабас из детской сказки. Это именно он издавал могучий храп.
Чемоданчик!
Валентин Марленович снова застонал.
Любимая женщина доверилась ему, поручила ему такое важное дело, а он не смог довести его до конца! Конечно, он не виноват, что попал в аварию, но он должен был хоть ползком добраться до цели и отдать чемоданчик с письмами, а не поручать такое важное дело незнакомому человеку… Правда, у той женщины, которой он отдал чемоданчик, было хорошее, вызывающее доверие лицо, но все равно это его не извиняет. Он должен был сам, непременно сам, передать письма!
В палату вошла медсестра. Она обходила больных, будила их, раздавала им градусники.
Дойдя до Валентина Марленовича, нахмурилась:
— Больной, вы что это поднялись? Вам лежать надо!
— Сестричка! — проговорил Валентин умоляюще. — Мне очень нужно позвонить! Я должен сообщить…
— Не положено, — отрезала сестра.
— Я вас умоляю! Это вопрос жизни и смерти! — Валентин прижал руки к груди. — Я вас потом отблагодарю! У меня сейчас при себе нет денег, но я обязательно…
— Не нужна мне ваша благодарность, — фыркнула сестра, но в лице ее что-то изменилось.
— Ладно, — проговорила она, оглянувшись на других больных, — пошли на пост… Сам-то дойдешь?
— Конечно! — Валентин просиял.
Однако, встав на ноги, снова почувствовал головокружение. Не показывая сестре свою слабость, взял себя в руки и нарочито твердым шагом двинулся вслед за ней.
— Звони, — сестра пододвинула к нему телефон, — только недолго!
— Спасибо, — Валентин снова прижал руки к сердцу, на этот раз в жесте благодарности. Сестра деликатно отошла, и он набрал номер.
Только после этого взглянул на стенные часы и поразился, как еще рано. В такое время Лариса еще спала.., он хотел уже повесить трубку, но в ней раздался такой знакомый, чуть хрипловатый голос. Слышать этот голос для Валентина всегда было счастьем.
— Лариса, это я! — радостно проговорил он.
В трубке на какое-то время воцарилось молчание. Наконец, Лариса спросила с каким-то странным выражением:
— Ты куда пропал?
— Понимаешь, — торопливо заговорил Валентин, — я попал в аварию, маршрутка налетела на другую машину, я ударился головой и теперь нахожусь в больнице…
— Ударился головой? — повторила Лариса. Это точно, только случилось это не вчера, а гораздо раньше! Какого черта ты поехал на маршрутке? Я же тебе, кажется, ясно сказала…
— Понимаешь, родная, у меня заглохла машина, а время было на пределе, вот я и решил…
— Он решил! — прошипела женщина. — Идиот! Короче, где чемодан?
— Я надеюсь, что он уже доставлен по адресу! — с фальшивой жизнерадостностью ответил Валентин.
— Что значит — ты надеешься? — таким он еще никогда не слышал голос любимой женщины.