Чемоданы судьбы

Чугаев Сергей

И все это месиво воды, грязи и бетона неслось вниз, на равнину, где тускло светилась редкими огоньками спящая большая станица. Эшонкул вспомнил название, заезжал туда как-то – Обильная. Хорошее название, богатая станица. Была.

Глава 2. Что знает мама

В ту же пору, далеко-далеко от горы, на вершине которой приходили в себя два мокрых строителя, в большом спящем городе под названием Переречинск, раскинувшемся на берегу большой дремлющей реки, все было иначе. Почти что благостно. Ни грома, ни молний, ни прочих катаклизмов. Короткая теплая июньская ночь клонилась к утру, которое обещало быть солнечным и радостным. В предвкушении его город спал особенно крепко. За исключением тех, кому положено бодрствовать по службе, или другой работе. К числу последних, очевидно,

следовало причислить и двух человек, сидевших в большой темной машине, припарковавшейся в переулке недалеко от центра. Мужчина и женщина. Лиц в темноте салона разглядеть решительно невозможно. Но и их разговор подходил к концу.

– Могут возникнуть проблемы,– объявила спутнику женщина.

– Какого рода?

– Он следит за мной.

– Да, было бы некстати. Но не переживай, я обо всем позабочусь.

Женщина молча кивнула, вышла из машины, которая тут же плавно тронулась с места.

И настало утро. Первый яркий солнечный луч попал в зеркало набиравшего ход авто, отскочил от него и ударил по окну квартиры на пятом этаже двенадцатиэтажки, сложенной из кирпича кремового цвета. Два последних десятилетия существования СССР этот кирпич был знаковым. Во всех крупных и не очень городах огромной страны. Все знали, что за стенами из такого кирпича живет начальство. Сейчас оно живет в других домах.

За прошедшую с тех пор четверть века, разумеется, изменилось практически все. Не обошли перемены и квартиру на пятом этаже. Солнечный зайчик, влетев в комнату, уперся в потускневшие, кое-где покоробившиеся обои, и замер. Но солнце вставало, и комната постепенно наполнялась светом, выхватывая из уходящего полусумрака скудную мебель – сервант с горкой, которые уже давно вышли из моды, но еще не заслужили права называться антиквариатом, потрескавшийся и потемневший дубовый паркет с намертво въевшейся в него пылью, широкую деревянную кровать некогда славной рижской марки. И, наконец, свернувшегося на этой кровати в самом сладком утреннем сне молодого человека по имени Игорь Плахин.

Солнце плеснуло Плахину в лицо, и он проснулся.

Радостным его пробуждение назвать было сложно. Хотя, казалось бы, что в такой, весело начинающийся день, могло угнетать высокого, хорошо сложенного двадцатисемилетнего светловолосого парня? К тому же – спортивного, на что указал очередной солнечный луч, пробравшийся в угол комнаты, в котором были свалены в кучу, хоть и не самых последних моделей, но весьма добротных марок теннисные ракетки, кроссовки, гантели, баскетбольный мяч.

Молодой человек раздраженно оглядел привычную унылую обстановку комнаты, которая от бодрого утреннего света становилась еще более унылой, сел на кровати, сунул ноги в сланцы и мрачно поплелся в ванную. Однако в коридоре затормозил. На полу стоял огромный витоновский чемодан, рядом – валялись три больших тубуса и розовые туфли от Прадо. Мать приехала. А он и не услышал. Наверное, совсем глубокой ночью. Стоявшие же рядом с чемоданом ковбойские сапоги тисненой вишневой кожи и замшевый рюкзак цвета хаки указывали – мама приехала не одна.

Находки ни в коей мере не повлияли на настроение Игоря. Не улучшили, и не испортили вконец. Вот уже четыре года все подобное не имело для них с матерью никакого значения. За исключением пустяка. Игорь вернулся в свою комнату и накинул застиранный махровый халат. Для приличия. Неловко будет столкнуться в коридоре с незнакомцем, будучи в одних трусах.

Мать – добрая, полнеющая милая женщина, которую большую часть своей жизни Игорь видел в байковом халате и плюшевых тапочках – хлопочущую на кухне, наводящую суперлоск на тогда и без того лощеную их квартиру, или – в затрапезных штанах и олимпийке – копающуюся на грядках дачи. Мать, которая с ума сходила, и порой даже всплакивала над дамскими романами в мягких обложках и соответствующими сериалами (Свободу рабыне Изауре!), которые бесконечно долго могла обсуждать по телефону с подругами. Мать, обожавшая мужа и сына и прощавшая, надо отметить, им многое. Эта мать ушла из жизни Игоря в одно практически мгновение. В тот день, когда после похорон отца она, зареванная, вся в размазанной по лицу косметике, захлопнула перед ним дверь в свою комнату.

На следующий день оттуда вышла совсем другая женщина. Строгая, в меру накрашенная, надевшая свое лучшее платье. А в руках мать держала огромную готовальню. Отличную, надо сказать, готовальню, немецкую, весьма недешевую. Игорь не раз задавал себе

вопрос: о чем думал молодой инженер, делая такой подарок своей невесте-чертежнице. Что она будет после свадьбы еще лучше и больше чертить? Мать, чего и следовало ожидать, открыла готовальню лишь раз, чтобы, как положено, ахнуть над роскошным презентом. После чего подарок был торжественно помещен в тумбочку трельяжа. Где спокойно и пролежал два с лишним десятка лет. Маме, ясен пень, было не до черчения. Сначала родился Игорь. Потом в гору попер муж – стал из простого конструктора ведущим, а затем сел в кресло директора своего завода – главного в их городе, машиностроительного.( В те годы было модным выбирать директоров. Вот отца Игоря и выбрали.) Потом, после приватизации стал его почти что хозяином – председателем совета директоров. А мама прикрывала тылы и отцу, и бурно взрослевшему Игорю. Но на следующий день после похорон отца, готовальня дождалась своего часа. Прижимая ее к себе и не говоря сыну ни слова, мама вышла из квартиры. По сути – навсегда.

Как выяснилось вскоре, отец Игоря все же кое-что понимал, когда дарил своей невесте чертежные инструменты. Аня Плахина не позвонила ни по одному телефонному номеру, что значились на визитках, которые ей в день похорон вручали многочисленные скорбящие с обещаниями позаботиться и посодействовать. Она вышла на улицу. Одна. И пришла в небольшую дизайнерскую фирму, которую, видимо, давно приметила. И встала у кульмана рядовой чертежницей – тонкую работу компьютеру не доверишь. Через год она уже была партнером владельца фирмы. Еще через год – жить и работать в интерьерах от Анны Плахиной стало таким же знаком качества для бизнес-людей и больших чиновников, как и коллекционный Патек-Филипп или Мерседес от Брабуса. Причем, не только для бизнес-людей и чиновников их города и области. Заказы шли и из Москвы, и из Питера и из других мест. Когда мать, как всегда, без предупреждения – это же и ее квартира – появлялась дома, Игорь замечал на чемоданах и тубусах с эскизами проектов, несорванные наклейки, свидетельствующие, что владелица этого имущества прибыла, к примеру, на сей раз из деловой поездки в Париж. А до этого были и Нью-Йорк, и Рим с Миланом. А потом, безусловно, будет и Токио, и много еще других городов в разных странах. Анна уже редко снисходила до оформления офисов или загородных вилл. Ее проекты стали масштабными – реконструкция старых городских кварталов, оформление пешеходных зон и тому подобное.

Ну и, конечно, сама Анна стала другой. Ушла в безвозвратное прошлое полнеющая слезливая тетка в халате. Ее место заняла стройная, может быть, даже слегка худощавая, еще и, к удивлению старых знакомых, оказавшаяся длинноногой, энергичная особа класса бизнес-леди, чьи платья, костюмы, туфли, сумочки и украшения были не просто от лучших модельных домов, но – авторскими работами.

Ну а форма, как известно, меняясь сама, редко оставляет в покое содержание. Анна стала жесткой, целеустремленной, даже бескомпромиссной. Невесть откуда у нее вдруг проявились едва ли не звериное деловое чутье и стальная хватка. За что ее не только уважали, но и побаивались партнеры по бизнесу.

Что же касается отношений с сыном, то Анна, не говоря ни слова, в тот самый день, когда она вышла из их квартиры с готовальней в руках, каким то невероятным образом сумела дать понять Игорю, что отныне у каждого из них – своя жизнь. Игорь с этим поспорить не смог.

Стоя в ванной под холодным душем Игорь в который раз продолжал раздумывать о своих отношениях с матерью. И, в который раз гнал от себя постоянно лезущий в голову вопрос. Вопрос он в итоге прогнал. Но ему на смену пришла тоже не первой свежести мысль: его отец был легендой этого города в прошлом. Его мать – сегодняшняя легенда. А он, Игорь? Уж точно не легенда будущая. Нет таких предпосылок. Впрочем, есть все основания считать себя легендарным лузером.

Эта мысль, как ни странно, успокоила, едва ли не развеселила Игоря. И из ванной он вышел в почти что хорошем настроении. Неудачники – они ведь тоже люди. Даже – большая часть человечества. Имеют право существовать. Особенно, если легендарные…

А прибывшие в ночи, как выяснилось, уже встали. Из кухни доносился аромат настоящего кофе, который появлялся в квартире только в дни приезда матери. Аромат смешивался с щебетанием теледикторши, которая рассказывала о каком-то наводнении в каком-то южном районе. Вроде, прорвало какую-то плотину. И в правительстве приказали расследовать и беспощадно покарать виновных…