Чемпион. Том 1

Гуров Валерий Александрович

Вылизал, сука, до блеска на металлических стенках.

Нюансы, связанные с едой или с нычками сигарет, Саша помнил очень хорошо. Для этого даже не приходилось напрягать былую память. Остальное вытаскивал из головы клещами и по крупинкам. Ну а че – зачем Пельменю знать такие «мелочи», как «локация» чистых труселей или зубной щетки? Мылся Саня дай бог раз в неделю, а зубной щётки у него вообще не нашлось (батя подмотал для чистки туфлей, сыну то за не надобностью).

Семья у Пельменя оказалась полноценная и с виду благополучная. В наличии отец, мать и старшая сестра. Вот только копни чуточку

глубже и свихнуться можно, как в такой семье жил пацан. С порога Саня обнаружил своего новоявленного батю Игоря Борисыча лежащим посередине комнаты, пьяным в зюзю. Пришлось поднимать тело, укладывать на диван – какой никакой, теперь это его отец. И стремно, когда собственный батя бесхозный валяется. Игорь Борисыч кстати отпахал двадцать лет физруком в одной из местных школ, а потом от нечего делать спился и из системы образования его выперли ногой под зад.

По матери, ее Пельмень не застал, женщина единолично тянула на себе двух взрослых мужиков и такую же взрослую дочь. Вот и пахала на трёх работах без выдоху и продыху. Швея мотористка, продавщица в ларьке и че то там ещё. Женщину, конечно, жалко, потому как попробуй прокорми ораву нахлебников, но жить с Сашиным батей ее никто не заставлял. Как и обеспечивать сестренку Пельменя – Настюху, давно закончившую школу, никуда не поступившую и нигде не работающую. О сестре напоминала фотка на стенке – на ней Пельмень ещё грудной сидел на руках Настьки первоклашки.

Ну и о личном-неприличном тоже вспомнилось. Если Ромка Прокофьев прославился первым сексом в тринадцать, то Пельмень в свои годы оставался девственником, не видевшим голой живую бабу. Саша не удивился, обнаружив под своей кроватью «уголок юного ананиста». Внутри двенадцати листовой тетради в клетку лежали вкладыши из под жвачек с сексапильными барышнями. Ну знаете, такая серия, когда слюнявишь девчонке на вкладыше, а лифчик или трусики о-оп и исчезают. На вкладышах Пельменя нижнее белье отсутствовало как класс, слизанное прежним владельцем тела до дыр…

Глядя на вкладыши с голыми девчатами, Саша впервые смекнул, что новая реальность «слегка» отличается от оригинала. В «настоящем» такие вкладыши появились куда позже развала СССР.

Короче, если сворачиваться, то заключение не утешает – ситуация патовая, врагу не пожелаешь.

Понятно, что наш герой тоже не сразу за чемпионский титул бился и в лучшую бойцовскую лигу мира подписывался. Но «Зверь из преисподней» никогда не был лохом-девственником. Деньги у ребят сбивал – это да. Девственности тоже рано лишился, в восьмом классе. Поэтому в свой первый день Пельмень лихорадочно измышлял, как исправить ситуацию.

Помучившись минут двадцать над алгеброй, перечеркнул свои математические испражнения. На фиг – Эйнштейном ему точно не стать.

Почапал на кухню, к холодильнику, дабы дюже не заморачиваться горем, а заесть.

Оказывается, когда желудок растянут до размера не маленькой головы, сложно отказать себе в желании что-нибудь сожрать. И желательно побольше. На кухне огляделся – заприметил на столешнице пустые баллоны и банки, наваренное варенье, целый таз. К консервации на зиму готовилась баба Рита, соседка по коммуналке. Подошёл к тазу со сливовым вареньем. Взял ложку и вычерпнул прямо из таза несколько весел.

Во кайф. Вкусно.

Пока улепётывал варенье заметил стоящую рядом с тазом кастрюлю. Снял крышку и в животе приятно заурчало. Голубцы!

Смотрел на шесть обёрнутых капустой ништяков Саня недолго, бросил ложку, перепачканную в варенье в таз и сожрал половину кастрюли голубцов разом.

Свеженькие такие, остренькие, самый сок.

Остальные вывалил себе в тарелку, и продолжал есть за столом, пялясь перед собой в одну точку.

Соседка Нина, у которой жопа по размеру ничуть не уступала Сашиной готовила что надо и таскала стрепню к ним на кухню с четвёртого этажа. Причина широкого жеста заключалась в том, что Нину в отсутствии матери частенько пер отец Саши, как раз в эту самую жопу. Наверное от того тетя Нина косолапила при ходьбе?

Пельмень отчего-то не удивился, вспомнив, что батя изменяет матушке. Классическая прям семья. Неудивительно, что мальчик в таких условиях снимает стресс за счёт обжираловки, а ещё курит, периодически прибухивает и дрочит на наклейки.

Сидя на кухне и доедая шестой голубец подряд, Саша взглянул на своё пузо, напоминавшее поле для гольфа с лункой-пупком.

Однозначно так дальше дело не пойдёт.

Надо двигаться, суетиться, жути наводить или прежняя судьба, закончившаяся нелепым нокаутом, покажется мёдом. Пельмень отодвинул от себя тарелку с недоеденным, но надкусанным голубцом.

Протяжно отрыгнул.

Харе жрать для начала.

С простого начнём.

А то если сложить лапки и скулить, то какая впереди кончина – понятно. Диабет, ожирение, инфаркт и смерть в коммуналке на продавленном диване. Повезёт – найдёт, как отец, бабу с соседнего этажа, будет переть в кладовке, а она ему жратву станет готовить по бартеру. Но тоже не факт – с таким лишним весом скоро перестанет стоять. А как орали Сектор Газа из двора через открытое окно на кухне – «зачем мне мужик без писюна, если много мужиков с писюнами» (вольная трактовка песни Хоя).

Поэтому – первое, что он сделает в новом теле, это избавится от вредных привычек. Придя к такому выводу, Пельмень для надёжности вывалил голубец с тарелки обратно в кастрюлю. Ну чтобы неповадно было.

Дальше – в зал.

Пельмень прежний отродясь не занимался спортом. Поэтому придётся заняться приведением тела в надлежащую форму.

Диета.

Фитнесс.

Все такое.

Саша сжал кулаки, посмотрел на них. Ручки нежненькие, такие скорее сломаешь при ударе куда быстрее, чем сломаешь челюсть противнику, но есть, что есть.

Опыт то не пропьёшь, как и морально-волевые, а остальное дело наживное. На опыте и морально-волевых Саня и собирался вывозить весь расклад. Тем более, что Пельмень по своей конституции – природный тяж.

На этом Саня в душевных метаниях пришлось ставить точку. Проснулся отец и верещал из их квартиры благим матом.

Приперся на кухню, пошатываясь, в майке алкашке и широких семейках.

Взглянул на таз с вареньем бабы Риты, поморщился, перевёл взгляд на кастрюлю с голубцами.

– Че там Нинка принесла? – упомянув соседку он беззаботно растер хер указательным и большим пальцами, этой же рукой полез в кастрюлю. – Жрать буду, сын сгоняй за хлебом!