Чемпион

Ник встал. Он был невредим. Он взглянул на рельсы, на огни последнего вагона, исчезающего за поворотом. По обе стороны железнодорожных путей была вода, а дальше – болото. Он ощупал колено. Штаны были разорваны и кожа содрана. На руках ссадины, песок и зола забились под ногти. Он подошел к краю насыпи, спустился по отлогому склону к воде и стал мыть руки. Он мыл их тщательно в холодной воде, вычищая грязь из-под ногтей. Потом присел на корточки и обмыл колено.

– Вот сволочь, тормозной! Доберусь до него когда-нибудь. Уж я его не забуду! Удружил,

Он попался на удочку. Вот дурак! Но уж больше его не проведут.

«Поди сюда, паренек, посмотри-ка, что я тебе покажу». Потом – бац! И он упал на четвереньки у самых рельсов.

Ник потер глаз. Над глазом вспухла большая шишка. Непременно синяк будет. Глаз уже болел.

– Вот чертов сын, тормозной!

Он потрогал шишку над глазом. Ну ничего, синяк будет, только и всего. Он еще дешево отделался. Хорошо бы посмотреть, как его разукрасило. В воде не увидишь. Уже стемнело, а он был далеко от жилья. Он вытер руки о штаны, встал и полез вверх по железнодорожной насыпи.

Он пошел по путям. На насыпи было много балласта, и идти было легко. Нога твердо ступала по утрамбованному песку и гравию. Полотно, ровное, как шоссе, пересекало болото. Ник шел и шел. Он должен добраться до жилья.

На товарный поезд Ник вскочил неподалеку от разъезда Уолтон, когда поезд замедлил ход. Калкаску проехали, когда уже начало темнеть. Теперь, наверное, до Манселоны недалеко, мили три-четыре. Он шагал по полотну, стараясь ступать между шпалами; болото терялось в поднимающемся тумане. Глаз болел, и хотелось есть. Он все шел, оставляя позади милю за милей. По обе стороны насыпи все время тянулось болото.

Показался мост. Ник прошел его; шаги гулко раздавались по чугуну. Внизу, сквозь щели между шпалами, чернела вода. Ник столкнул ногой валявшийся на мосту костыль, и он упал в воду. За мостом начались холмы. Они поднимались черной громадой по обе стороны путей. Впереди Ник увидел костер.

Осторожно ступая, он пошел на огонь. Костер был немного в стороне от путей, под железнодорожной насыпью. Нику был виден только его отсвет. Пути шли между холмами, и там, где горел костер, выемка как бы раздвинулась и терялась в лесу. Ник осторожно сполз с насыпи и вошел в лес, чтобы между деревьями пробраться к костру. Лес был буковый, и он чувствовал под ногами шелуху буковых орешков. С опушки леса костер казался ярким. Возле него сидел человек. Ник остановился за деревом и стал приглядываться. По-видимому, человек был один. Он сидел, подперев голову руками, и смотрел на костер. Ник шагнул вперед и вошел в освещенное пространство.

Человек сидел и смотрел в огонь. Когда Ник остановился совсем рядом с ним, он не шевельнулся.

– Хэлло! – сказал Ник.

Человек поднял глаза.

– Где фонарь заработал? – сказал он.

– Тормозной кондуктор двинул.

– Снимал с товарного?

– Да.

– Видел каналью, – сказал человек. – Проехал здесь часа полтора назад. Шел по крышам вагонов, похлопывал себя по бокам и распевал.

– Вот каналья!

– Он, наверно, рад, что спихнул тебя, – сказал человек серьезно.

– Я еще отплачу ему.

– Подстереги его с камнем, когда он будет проезжать обратно, – посоветовал человек.

– Я доберусь до него.

– Ты упрям, видно, а?

– Нет, – ответил Ник.

– Все вы, мальчишки, упрямы.

– Приходится быть упрямым, – сказал Ник.

– Вот и я говорю.

Человек посмотрел на Ника и улыбнулся. На свету Ник увидел, что лицо у него обезображено. Расплющенный нос, глаза – как щелки, и бесформенные губы. Ник рассмотрел все это не сразу; он увидел только, что лицо у человека было бесформенное и изуродованное. Оно походило на размалеванную маску. При свете костра оно казалось мертвым.

– Что, нравится моя сковородка? – спросил человек.

Ник смутился.

– Да, – сказал он.

– Смотри.

Человек снял кепку.

У него было только одно ухо. Оно было распухшее и плотно прилегало к голове. На месте другого уха – культяпка.

– Видал когда-нибудь таких?

– Нет, – сказал Ник. Его слегка затошнило.

– Таких больше нет, – сказал человек. – Правда, таких больше нет, малыш?

– Еще бы!

– Кто только меня не бил! – сказал маленький человек. – А мне хоть бы что.

Он смотрел на Ника.

– Садись, – сказал он. – Есть хочешь?

– Не беспокойтесь, – сказал Ник. – Я иду в город.

– Знаешь, – сказал человек, – зови меня Эд.

– Ладно.

– Знаешь, – сказал человечек, – у меня не все в порядке.

– Что с вами?

– Я сумасшедший.

Он надел кепку. Нику стало смешно.

– Да у вас все в порядке, – сказал он.

– Нет, не все. Я – сумасшедший. Послушай, ты был когда-нибудь сумасшедшим?

– Нет, – сказал Ник. – Отчего это случается?

– Не знаю, – сказал Эд. – Случится – и не заметишь как. Ты ведь знаешь меня?

– Нет.

– Я Эд Фрэнсис.

– Ей-богу?

– Не веришь?

– Верю.

Ник почувствовал, что это правда.

– Знаешь, чем я беру?

– Нет, – сказал Ник.

– У меня редкий пульс. Всего сорок в минуту. Пощупай.

Ник колебался.

– Иди сюда. – Человек ваял его за руку. – Возьмись вот тут. Пальцы положи так.

Запястье у маленького человечка было широкое, и под кожей вздымались мышцы. Ник почувствовал медленное биение под пальцами.

– Часы есть?

– Нет.

– У меня тоже нет, – сказал Эд. – Тогда ничего не выйдет, если часов нет.

Ник отпустил руку.

– Послушай, – сказал Эд Фрэнсис, – возьмись снова. Ты слушай, я буду считать до шестидесяти.

Ощущая под пальцами медленные, резкие удары, Ник начал считать. Он слышал, как маленький человечек медленно считал вслух – раз, два, три, четыре, пять…

– Шестьдесят, – кончил Эд. – Минута. А у тебя сколько?

– Сорок, – сказал Ник.

– Верно! – обрадовался Эд. – Никогда не учащается.