Чемпионат
Шрифт:
«А ведь раньше «ЮАР» называли африканской «Московией»… Хотя, возможно, сейчас всё поменяется. И, вообще, обыгрывать их всё равно надо. Им это сильно не навредит». Африканская команда редко вылезала в верха турнирной таблицы, но и вниз тоже не сваливалась – это был твёрдый середняк.
Юра лазил со своим геоноутом по Южной Африке. Он погрузился в пучину древности, когда банту, незаметно, казалось бы, шурша земледелием, распространились, растворяя бушменов и готтентотов. Голландская экспансия с британской колонизацией интересовали Юру менее, он всегда больше любил нетронутую природу. Если и подразумевавшую людей, то живущих с окружающим миром
Геоноут, тем временем, переместил его в современную Африку, где наряду с дикой распущенностью, нравами, болезнями росли небоскрёбы и тянулись паутиной не до конца разбитые хайвеи. «Вот и зачем здесь эта цивилизация? Подсадили их на блага, а как обращаться, а, тем более, строить, они и не в курсе». В этот регион прокинули свои ручонки китайцы, но и они отступили, столкнувшись с воинственностью чёрного населения. Сунулись к бурам, но те сами были с усами. Поэтому росла колония восточных людей на соседнем Мадагаскаре, который резко индустриально и пост-индустриально попёр в гору.
Африканская же Республика стояла особняком – в Йоханнесбурге современные здания были низкорослы, да и сам город перестал был быть плотным скопищем граждан. Люди всё больше рассеивались согласно занятости, власти избегали какого-либо средоточия в одном месте. Былые огромные здания постепенно разбирались, освобождая просторы и снабжая строительным материалом новые сооружения. Возделанные поля сменялись густыми лесами. Транспорт был, в основном, воздушным, поэтому дорог было немного. Зелень приятно радовала глаз – изменения климата в здешних местах сказались плодотворно – ушли засухи, количество осадков увеличивалось.
Юра уже не первый раз любовался небольшими просторами этой страны, отмечая, в который раз, как выгодно она выделялась не только на фоне соседей, но и на фоне большинства других стран всего мира, особенно, рассыпающейся Европы и скукоживающейся Северной Америки.
– О! Юрка, опять в Африку? В твою любимую Республику? – вошла Лера и заглянула через плечо.
– Угу. Как думаешь, получится у нас, как у них получилось?
Она вздохнула и села рядом.
– Вот тут как раз прогоняли варианты – очень сложно нам будет.
Юра хмуро повернулся:
– Слышится неуверенность. Это тревожит. Я как-то уже расслабился, мол, вы там лучше знаете, и всё контролируете. И тут на тебе.
– Понимаешь, я, когда вчера мадридский отчёт представила, Серёжка как-то не очень на него и взглянул. Он был красноглаз и беспокоен больше обычного. В общем, не удаётся вклиниться в систему, а варианты с управляемостью нами, так сказать, снизу все приводят к каким-то малоутешительным для нас результатам.
– Например?
– Да пока, как раз всё получалось, только вот мы же взламывали не раз Центральную систему, и рулили вместо Вершителей. Так вот с назначением Проскурина получилось, так мы удержались в Питере, так получилось выпустить тебя на пятнадцать минут. Удалось замять твои взбрыкивания в Сибири на экранолете.
– А сейчас? Что изменилось?
– А сейчас, как я поняла из сбивчивого доклада Ганжи, мы, если и попадаем в Центральную систему и чего-то там меняем, реакции никакой нет. Хотели перенести игру с «ЮАР» - нельзя с ними играть в ничью, но и выигрывать у них сейчас нельзя – единственный союзник потенциальный нам. А там футбол, как ты знаешь, часть пропаганды. А если мы их размажем (а так и именно так нужно перед Новым Годом «Московии» выигрывать). Кстати, вот календарь тебя ни разу не смущал?
– Да давно мы этим куском возмущались – две сложные игры подряд на выезде, но наши руководители как-то поплёвывают на команду же. А уж с учётом Питера, вообще, кошмар получается.
– Вот! И, казалось бы, тут легко поднажать и перенести игру с бурами сюда, в Москву. Ан, нет! Не получается. Не поддаётся нашему влиянию. Главное, вроде воздействия все проходят, механизмы в Системе запускаются, а реакции действительной нет. Серёжа предполагает, что подсунули нам «фантом». Но если фантом, то должен быть след реальной Системы. А мы его не можем найти. И дядьки эти все как будто не в курсе.
– Дядьки, это которые на балах этих твоих светятся?
– Ну, да, они… - Лера опустила глаза.
– Хм… дядьки, потеря управляемости… что-то не поднимает настроения. Может, поедим, да спать? Утро вечера мудренее.
– Юр, ты что, опять переживаешь по поводу моих вечных пропаданий?
– Да какое там переживаю. Разве в прошлый раз, когда ты ушла, не выдержав моих претензий, я переживал? Нисколечко, - из Боброва неожиданно засочилась желчь.
– Перестань, милый, - Лера подошла и обняла его за голову. Но тот не сдавался:
– Лер, ну как я могу перестать? Моя женщина, любовь всей моей жизни, вечно пропадает, причём крутится с какими-то мужиками…
– Если ты не перестанешь, мы опять поссоримся, - она подняла его лицо к себе и ледяным взглядом заставила его вздрогнуть.
– Прости, – он разом отступил. – Иди сюда.
Она села к нему на колени.
– Лерусь, ведь так вечно и будет. Это у нас вечный камень преткновения. В нашей… кхе-кхе… любви. Нельзя ли как-нибудь этого избежать?
– Юрч, если у нас «кхе-кхе любовь», то камней не может быть никаких. Если ты веришь мне, что я тебе верна и думаю о тебе постоянно, даже когда я не рядом, то это должно глушить твою ревность и собственничество. Ведь я же глушу, потому что верю.
– Что ты глушишь?
– Ревность.
– К кому?! – Юра аж поперхнулся от изумления. Он даже в молодости, в зените славы никогда не пользовался своей популярностью. Кучи и толпы фанаток вечно осаждали его после игр, а в Интернете и вовсе не было ему прохода. А уже теперь-то было время других кумиров и героев. Хотя внешне он стал даже, может, более привлекательнее – строгий взгляд серых глаз дополняли лёгкая седина на висках, а юношеская стройность выгодно оттеняла прожитые годы. Однако Бобров был патологический однолюб. И Лера знала об этом, этим же себя всегда и успокаивала, когда случались необъективные взрывы ревности. – Вот ты меня сейчас удивила.