Чепай
Шрифт:
— Печать какую-нибудь воткните, — результат их совместного творчества, если честно, выглядел довольно жалко. — Чем страшнее, тем лучше.
— Женя, — попытался возмутиться учитель.
— Ничего, — остановил его военный. — Ничего. Пусть.
Уж не знаю, насколько тут имело смысл гадать по физиономии, но выглядел он в лучшем случае коллегой нашего воена-инженера по завхозовской части. А по возрасту, так запросто мог иметь внуков того же возраста, что и Ксения.
К делу постановки печатей он подошёл на совесть. Номер части, серпасто-молоткастая звезда…
— Вот, — сказал военный. — Через полчаса из госпиталя уходит вторая очередь эвакуации. Сядете в сопровождение эшелона. В тесноте, но доедете.
— Спасибо, — бумагу пришлось держать за уголок двумя пальцами, чтобы не потекли чернила. — Пойду, Ксению подниму. Вы, ну… удачной работы, в общем.
— Спасибо, — без тени иронии ответил военный. — Мы постараемся.
Глава пятая
…в которой Женя Че приходит в ярость
— People are strange, when you are stranger, faces look ugly, when you alone… — случайная песня в листе на удивление хорошо подходила месту и времени. Уж чего-чего, а одиночества тут и в самой шумной толпе хватало.
Айфончик оказался на удивление действенным напоминанием обо всём, что осталось неизвестно где — семье, друзьях, блогах, видеороликах… полный информационный вакуум душевному здоровью отнюдь не способствовал.
В голову поневоле начинала приходить всякая ерунда — вроде мыслей о дневнике. Правда, минута возни с записной книжкой наглядно доказала, что это неблагодарное занятие растянется до второго пришествия без малейших к тому усилий.
Вдобавок, меня отвлекала Ксения. Озвученный ей в ультимативной форме приказ на эвакуацию понимания у малявки вполне предсказуемо не встретил. Правда, выбора у неё тоже особого не имелось. Единственный потенциальный сторонник её суицидального порыва отнюдь не горел желанием изменять принятое решение. Только не после устроенного ему скандала. Тем более что своих детей и жену он действительно вывозил дальше — в Москву, к родителям.
Ксении оставалось только дуться и сопеть.
За окном тяжеловесно ворочался боевой колосс. Борьба с управлением "Чапаевым" у местных асов пилона шла с явным преимуществом исполинской машины над жалкими людишками. Отдаваться абы кому наша самоходная баня отнюдь не собиралась. Шипение пара, скрежет металла и гулкое эхо каждого неловкого движения сливались в сплошной неразборчивый шум. У меня кое-как получалось воспринимать его философски, у Ксении же нестерпимо зудела шишка взаимопомощи.
— Же-ень, — в сотый раз начала она, — ну, почему…
— Потому что они возятся уже десять минут, и до сих пор не смогли даже шага сделать, — за неловкими движениями колосса не хотелось даже следить. — Чёрта с два я тебя отпущу туда, где тебе на голову могут уронить эту самоходную баню!
— А тебе чего? — надулась малявка. — Не твоя голова!
— Если верить этому документу, — бумага с печатями, наконец-то, высохла, — в некоторой степени моя. До Москвы я тебе папа, мама и товарищ Сталин в одном лице.
Ксения быстро стрельнула глазами. На меня, на бумагу, на коридор… знакомый взгляд, ой знакомый!
— Не советую, — в тесном коридорчике хватило не более чем вытянуть ногу к стене, чтобы перегородить малявке единственный путь к отступлению. — Видишь ли, даже если мы оставим в покое факт моего временного над тобой опекунства — я просто быстрее. Догоню и дам по шее.
— Да ну! — фыркнула Ксения.
— Ну, да, — столь же короткий ответ её озадачил. Малявка наверняка ждала, что ей начнут что-то объяснять или как-то убеждать.
Вот ещё!
Тем временем, "Чапаев" осилил первый шаг. Уж не знаю, как это выглядело, но звучало просто ужасно. За недолгое время управления махиной звуки нормального передвижения засели в подкорке без малейших к тому усилий, но сейчас ими даже не пахло.
— Бумм! — второй шаг, столь же неуверенный, и частая дробь валких шагов, один другого быстрее. — Бумм-Бумм-Бумм… БАБАХ!
Жуткий грохот заставил нервно подскочить и меня и Ксению. Улица взорвалась тревожными криками.
— Жень! — Ксения чуть из сарафана не выпрыгнула.
— Ладно, — теперь спор уже явно выглядел бесполезным. — Пошли, глянем на этого мастера пилотажа, раз так неймётся…
Конец фразы звучал уже в спину Ксении.
На улице нас встретила картина тягостная, но более чем предсказуемая. Колосс неуклюже завалился на бетон и беспомощно плевался тонкими струями пара. От покатой брони торопливо скрежетала в сторону люлька передвижного кран-лифта. Находились в ней трое военных — два стоячих и один лежачий. Матерился лежачий скудно и безыскусно, зато уверенно компенсировал громкостью и эмоциями.
Падение в термен-камере закончилось для него тремя переломами.
— Да как этот гроб вообще ходит ещё! — пилот не затыкался ни секунды. — С ним синхронизироваться невозможно, я вас за намеренную диверсию всех по судам затаскаю!
— Же-е-ень, — Ксения озадаченно следила как разъярённого калеку уносят на брезентовых носилках. — Я не понимаю ничего, даже у меня "Чапаев" ходил. Плохо, но ходил. Но это же во мне проблема была, не в нём!
— Охотно верю, — намекать Ксении, что орать пилот запросто мог лишь затем, чтобы скрыть несоответствие званию и зарплате как-то не хотелось. Тем более что рядом снова появился наш общий знакомый учитель — и растерянно сопел в попытках найти слова.
Это выглядело бы забавным, если бы не было настолько грустно. Взрослый мужик, а сказать прямо, чего хочет, не в состоянии. Как он только жену отыскал?
— Женя, Ксения, — сказал, наконец, он. — Я понимаю, что у меня просто нет этого права, но, поймите, "Чапаева" осталось только на погрузку отвести. Он ремонтопригоден, только и надо, что броню повреждённую заменить. А здесь его не восстановят, основные мощности ещё сутки назад эвакуированы…
— И где будет эта… погрузка? — недовольный вопрос учитель воспринял как манну небесную.