Чепуха и сбоку бантик
Шрифт:
– И вы позволяли своей дочери вести такой распущенный образ жизни?
– О, господи! – вздохнула дама. – А как я могла ей запретить? Лотте никто был не указ. Один раз отец пригрозил Лотте, что выгонит из дома и лишит наследства, если она не образумится. Девушка ушла, и нам же с отцом пришлось потом разыскивать ее с милицией и телохранителями мужа по всем питерским притонам. А в последнее время Иван Степанович ограничивался тем, что приставлял к Лотте охранника.
– У Лотты был охранник? – удивилась Юля. – А как вообще пропала Лотта?
– Просто утром вышла из дома и не вернулась, – зарыдала
– А охранник?
– А что охранник? Охранник вернулся. Сказал, что Лотте удалось от него удрать в подземном переходе. Как сквозь землю провалилась. Но сначала мы с Иваном Степановичем не слишком встревожились. Иногда Лотта позволяла себе такие выходки. Однако она не вернулась домой ни вечером, ни ночью, ни на следующий день. До сих пор… не вернулась.
– Так что, с ней такого раньше не случалось? – удивилась Мариша. – Судя по вашим рассказам, Лотта вела весьма свободный образ жизни. Не верю, что у нее ни разу не было подобных загулов.
– Случались, – грустно призналась мать Лотты. – Но обычно она предупреждала нас с отцом, что домой ночевать не придет. Или хотя бы звонила. Ну хоть раз в день. Лотта ведь знает, что, если не позвонит, отец на ноги весь город поднимет. И в любом случае никогда больше чем на двое суток из дома не уходила. Да еще без вещей! И без своей косметички! Да она без нее вообще прожить и часу не могла! А тут забыла дома и исчезла. И вся косметика осталась дома! Ужас! Я специально посмотрела.
Объяснения дамы отличались некоторой путаностью, да еще время от времени случались паузы – высморкать нос и промокнуть глаза. Но в конце концов банкирше удалось закончить свой рассказ. И подруги сочли, что матери все же видней, когда нужно волноваться. Если родители Лотты забили тревогу, значит, считали положение своей дочери и в самом деле угрожающим. В это время, когда мать Лотты как раз собралась падать в обморок и даже сообщила об этом девушкам, появился Иван Степанович.
– Мне удалось дозвониться до Золотова, – сказал он. – Сейчас он на съемках. По телефону этот гад со мной говорить отказался. Дорогая, придется мне к нему съездить. И потолковать по душам. Наверняка этот тип что-то знает. Потому и по телефону отказался говорить.
– Хорошо, поезжай, – покорно отозвалась супруга, мигом раздумавшая падать в обморок. – Я с тобой?
– Нет, ты побудь дома на тот случай, если Лотта объявится, – сказал ей Иван Степанович.
– А мы? – робко окликнула его Юля. – Нам можно поехать с вами?
Банкир на секунду задумался.
– Поехали! – сказал он. – Может быть, этот Золотов не сразу вспомнит своего приятеля с косичкой. Тогда вы ему напомните.
«Что напомним?» – хотели спросить подруги, но вовремя прикусили язык.
Ведь стоило банкиру узнать, что девушки никогда не видели нового поклонника Лотты, как он мог мигом потерять к ним всякий интерес. Поэтому они скромненько промолчали, выскочили на улицу следом за банкиром, который несмотря на свою тучность, так быстро передвигал коротенькими ножками, что напоминал вертолет. Возле дома его уже ждал роскошный «Мерседес», подруги резво запрыгнули в «БМВ» Инны и тронулись следом за машиной, в которую загрузилась силовая поддержка, которую банкир вызвал для разговора по душам с актером.
Съемки фильма, в которых был занят
«Мерседес» банкира протаранил красные ленточки, ограждавшие территорию съемок от любопытных, которые словно грибы после дождя вырастали в этой в общем-то пустынной местности, стоило съемочной группе приступить к работе. От любопытных ленточки спасали, но банкир, жаждавший найти своего ребенка, попросту смел все ограждения. «Мерседес» пышно украсился красными ленточками, словно свадебная машина, и так – с развевающимися тряпочками – и затормозил перед парадной лестницей усадьбы.
Из машины выскочил маленький толстенький банкир и молниеносно, словно пушечное ядро, стрельнул вверх по лестнице. Сбив по пути нескольких членов съемочной группы, которые пытались преградить ему дорогу, он оказался внутри полуразрушенной центральной постройки бывшей барской усадьбы. Прочих киношников, которые решились высунуться с протестами, смела с дороги силовая группа поддержки банкира.
Не прошло и десяти минут, как здание оказалось полностью оккупированным предприимчивым банкиром, который теперь с воплями носился по нему, угрожая убить всякого, кто не покажет ему, где скрывается подлец и прощелыга Золотов.
– Пошли! – сказала Инна подругам, хранившим до этого момента нейтралитет. – Здание не такое уж большое. Если Золотов не смотался еще в начале штурма, у него нет шансов отсидеться.
И как в воду глядела. Стоило подругам подняться по лестнице и войти в дом, как мимо них двое телохранителей банкира протащили сопротивляющегося мужчину.
– Это же он! – изумленно прошептала Мариша. – Актер!
– За ним! – велела Юля. – Иначе все пропустим.
И подруги помчались следом за Золотовым, который отчаянно сопротивлялся и, не умолкая, сыпал проклятиями.
– Вы мне ответите! – вопил актер. – По какому праву? Что за произвол? Я подам на вас в суд! Вы мне заплатите!
– Молчать! – рявкнул банкир.
Следом за живописной группой следовал еще один мужчина – худой, с всклокоченными волосами и несчастным выражением лица.
– Семочка! – молитвенно сложив руки, забормотал худой, обращаясь к актеру. – Успокойся!
В этот момент один из охранников банкира, выведенный из себя тем, что Золотов уже десять минут кряду в промежутках между проклятиями грыз своими безупречными – благодаря усилиям целой стоматологической клиники – зубами его рукав, хорошенько двинул актера в бок. Тот и в самом деле затих, скрючившись от боли.
– Семочка, поговори с Иваном Степановичем, – взмолился худой мужчина, оказавшийся режиссером картины, как уже успели узнать подруги. – Иван Степанович один из наших спонсоров. Ты понял, Семочка?