Черчилль и Гитлер
Шрифт:
За всю войну Гитлер очень мало путешествовал, если не считать посещений своей ставки «Волчье логово» в Восточной Пруссии и четырех поездок во Францию – один раз на встречу с Рундштедтом, один раз в Париж, чтобы позлорадствовать у памятника в Компьене, один раз к маршалу Петэну и Пьеру Лавалю в Монтуар и один раз, чтобы встретиться с генералом Франко в Андайе. Он и до войны не слишком любил путешествовать и ни разу не бывал в Англии, Америке, Африке или на Дальнем Востоке. Некоторых из его стратегических ошибок – особенно объявление войны Америке в декабре 1941 г. – вероятно, можно было бы избежать, если бы он в молодости больше был склонен к приключениям и имел бы возможность узнать, каков на самом деле мир за пределами Германии. Черчилль, наоборот, путешествовал больше, чем любой другой премьер-министр в истории: за первые четыре военных года он проехал не менее 110 000 миль, проведя 33 дня
Знать, когда надо уйти
Частью лидерского искусства является понимание, когда следует сказать «стоп», но подобно всем премьер-министрам двадцатого столетия, кроме лорда Солсбери и Гарольда Вильсона, Уинстон Черчилль оставался на своем посту слишком долго. Как и многие его предшественники, он слишком легко верил словам о собственной незаменимости, несмотря на тот факт, что звучали они из уст все меньшего числа людей. Когда летом 1954 г. старый друг и коллега-журналист сказал Черчиллю: «Многие из ваших друзей из Консервативной партии говорят, что для партии было бы хорошо, если бы в скором времени вы подали в отставку», премьер-министр взглянул на него, затем оглядел «Коммонс Бар», где они сидели, и только потом ответил: «Знаете, когда я смотрю на это место и думаю обо всем, что меня так долго связывает с палатой, мне кажется, что это отличный паб. И когда я смотрю на все эти лица в Палате общин, я спрашиваю себя, почему я должен покинуть его прежде, чем кто-то скажет: «Вам пора!» более настойчиво, чем те из моих друзей, с кем вы разговаривали» [116] .
116
Willans and Roetter, Wit of Winston Churchill, p. 106
Черчиллю нужно было последовать примеру Цинцинната или Гарибальди и покинуть политическую арену в момент своего триумфа в 1945 г. Он мог удалиться в Чартвелл и возводить там стены, писать книги, заниматься живописью и пожинать лавры. Поскольку к 1945 г. самая важная страница в истории главной войны двадцатого столетия совершенно очевидно уже была перевернута, и его «золотая осень», второй срок на посту премьер-министра в 1951–1955 гг., с его примирением с лейбористами, застоем в политической системе, неудачами во внешней политике и общей атмосферой ностальгии и самодовольства, был совсем не тем, что требовалось измученной и обнищавшей Британии. Так же, как Рональд Рейган в конце своей карьеры в Рейкьявике, но с гораздо меньшим успехом, Черчилль надеялся на встречу с русскими, которая бы принесла ему непривычное прозвище «миротворец». Но в отличие от Рейгана он не выступал от имени сверхдержавы, и его мечтам не суждено был осуществиться.
Когда Черчилль и член Центрального совета Консервативной партии Реджинальд Молдинг сели писать речь для выступления на партийной конференции 1947 г., до последнего понемногу стало доходить, что Черчилль не читал, как следует, «Промышленную хартию», основную декларацию политики партии по вопросам экономики. Тогда Молдинг подготовил для него краткую справку, в которой изложил ее основные положения, касающиеся централизации, повышения уровня занятости, усиления влияния профсоюзов, отказа от денационализации, равной заработной платы для женщин, повышения расходов на профессиональное обучение, создания объединенных производственных советов и партнерских связей между промышленностью, правительством и профсоюзами. Черчилль сказал, что он со многим не согласен. «Ну, сэр, – отвечал незадачливый спичрайтер, предвидя трудности и начиная волноваться, – все это было одобрено на партийной конференции». «Что ж, – ответил Черчилль, – тогда пусть остается».
Пребывание на посту премьер-министра в 1951–1955 гг. было не лучшим моментом в жизни Черчилля. Когда он вернулся на Даунинг-стрит, то принес с собой целую кучу красных этикеток «Сделать сегодня», которыми во время войны привык помечать важные документы. Они были положены в ящик стола и так остались там навсегда. Невнимательность к деталям, отсутствие интереса к внутренним делам страны и экономическим вопросам и полное нежелание заниматься политикой, являлись основными проблемами «золотой осени» премьер-министра. Примечательным признаком склеротичного характера всего периода пребывания Черчилля на посту премьер-министра в этот раз может служить тот факт, что даже когда у него летом 1953 г. случился инсульт, кабинет сделал вид, что ничего не произошло. В тех редких случаях, когда премьер-министр вмешивался в дела своих подчиненных, он только усугублял ситуацию.
Попытка потакать становящимся все более воинственными профсоюзам только «подкармливала крокодила» и привела к усилению инфляции, растущей с ростом заработной платы. Канцлер казначейства Р. А. Батлер позвонил Черчиллю по телефону накануне Рождества 1954 г., и тот сообщил ему, что проблема угрозы забастовки железнодорожников решена. «На чьих условиях?» – обеспокоенно поинтересовался Батлер. «На их, конечно, дружище!» – ответил довольный собой премьер-министр. Если это и был основной лейтмотив второго срока премьерства Черчилля, который не добавлял блеска его репутации, то его символом должен был стать огромный аудиофон, установленный в центре стола для заседаний кабинета министров, с тем чтобы восьмидесятилетний премьер-министр и несколько его даже более пожилых коллег еще со времен военного времени могли слышать, о чем идет речь. Ведь Черчилль находился в очень преклонном возрасте уже тогда, когда впервые занял пост премьер-министра в 1940 г.
Когда Черчилль наконец подал в отставку в апреле 1955 г., у его преемника, Энтони Идена, не оказалось достаточно времени на то, чтобы войти в курс дела прежде, чем разразился Суэцкий кризис. «Многие скажут, что я должен был уйти на покой после войны и превратиться в этакого старейшину, – говорил он молодому ученому Р. В. Джонсу в 1946 г., – но как я мог? Я боролся всю свою жизнь и не могу сейчас сдаться!» [117] Но дело было в том, что сражаться теперь предстояло совсем с другими врагами; вместо захватывающей битвы с Гитлером в 1945 г. его ждали куда менее интересные противники в лице низкоквалифицированных рабочих, экономики, страдающей от чрезмерного регулирования, и становящихся все более воинственными профсоюзов. Свое место в истории, завоеванное вместе с победой над нацизмом, Черчилль мог потерять, поддавшись пагубной тенденции, характерной для премьер-министров XX столетия, находиться на своем посту слишком долго в ущерб себе и своей партии. Но как писал Черчилль в «Савроле»: «Его натура была «страстной, возвышенной и смелой». Жизнь, которую он проживал, была его единственным выбором, и он должен продолжать до конца». [118]
117
Jones, op. cit., p. 11
118
Churchill, Savrola, p. 43
Черчилль в роли историка
Первое, что сделал Черчилль, наконец выйдя в отставку, опубликовал свой труд по англо-американской истории, над которым он с перерывами работал не один десяток лет. Лидеры, желающие оставить свой след в истории, должны быть не только великими ораторами, но и великими писателями, и полученная Черчиллем Нобелевская премия по литературе была им вполне заслужена. «В принципе мне хотелось бы написать «Историю англоязычных народов», рассказывающую об их корнях, конфликтах, неудачах и примирении, за 20 000 фунтов», – писал Уинстон Черчилль Ньюману Флауэру, управляющему директору издательства «Кассель и Ко.» 30 октября 1932 г. Он предполагал, что работа над проектом должна была занять 4–5 лет. Однако в результате великих перемен в жизни не только Черчилля, но и самих англоязычных народов этот четырехтомный труд был опубликован только через 25 лет.
Именно в первые несколько месяцев долгого периода пребывания во внутренней оппозиции партии тори, впоследствии названного «годами пустынного одиночества», Черчилля посетила идея написать книгу, «целью которой было бы подчеркнуть значение общего наследия народов Великобритании и Соединенных Штатов Америки, как средства укрепления дружбы между ними». Это был чрезвычайно дальновидный шаг, так как уже через каких-нибудь 10 лет этим двум странам вместе с их доминионами и колониями суждено было вступить в бой ради спасения цивилизации.
Хотя для написания книги существовали веские политические причины, непосредственным толчком к началу работы над ней стали соображения финансового порядка. Невероятный транжира, не получивший в наследство ни гроша, Черчилль, живя на широкую ногу, полагался на свое перо и парламентское жалованье, и теперь, будучи вынужденным выйти из «теневого кабинета» Консервативной партии из-за разногласий по вопросу независимости Индии, он понимал, что в ближайшее время не следует ожидать назначения на министерский пост. В данном случае ему, чтобы вернуться в правительство Ее Величества, потребовалась война, охватившая всю Европу.