Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929
Шрифт:
Готовя выпускников для поступления в Итон, они вели обучение по так называемой итонской модели, уделявшей основное внимание не столько образованию, сколько воспитанию. Но в случае с Черчиллем эта система обучения оказалась неэффективной. В его отчетах по успеваемости постоянно встречаются упоминания об опозданиях и плохом поведении. Наиболее удивительно выглядит замечание Снейд-Киннерсли об отсутствии у ребенка амбиций201. И это у Черчилля нет амбиций? Буквально через несколько лет тринадцатилетний Уинстон признается матери, что его «переполняют амбиции и желание превзойти других»202. И еще один штрих в тему. Однажды после прогулки майским воскресным вечером 1880 года с будущим премьер-министром Арчибальдом Розбери сэр Чарльз Дилк (1843–1911) записал в дневнике: «Я пришел к заключению, что Розбери – самый амбициозный человек,
Делая вывод об отсутствии у семилетнего Уинстона амбиций, Снейд-Киннерсли руководствовался собственной логикой. Директор школы не мог понять, почему его воспитанник по успеваемости плетется в конце класса, обладая при этом «очень хорошими способностями»204. Отсутствие амбиций в данном случае воспринималось главой школы как наиболее разумное объяснение плохих оценок. Но причина заключалась в другом и определялась характерной чертой нашего героя – упрямством.
Не блистая знаниями на уроках, Черчилль открыл для себя удивительный мир чтения. Все началось с подарка отца – «Острова сокровищ». Глотая одну книгу за другой, он продолжал числиться среди отстающих учеников и стал настоящей головной болью для преподавателей. А все было просто. «Если какой-либо предмет не возбуждал моего воображения, то я просто не мог его изучать, – объяснит он свое отношение к учебе. – За все двенадцать лет, что я провел в учебных заведениях, ни одному преподавателю не удалось заставить меня написать даже стих на латыни или выучить хоть что-нибудь из греческого языка, исключая алфавит»205.
Вряд ли такой вольный подход к обучению мог кому-то понравиться. Да он и не нравился, и в итоге между Уинстоном и администрацией Сент-Джорджа началась конфронтация. Когда директор наказал его за кражу сахара из кладовки, Черчилль в клочья разорвал в отместку любимую соломенную шляпу обидчика206. «В распоряжении преподавателей имелось достаточно средств, чтобы заставить меня учиться, но я был упрям», – не без гордости признается он много позже207.
Литератор Морис Бэринг (1874–1945), также учившийся в Сент-Джордже, вспоминал, что «об Уинстоне Черчилле рассказывались ужасные легенды. Его непослушание и непокорность выходили за все мыслимые рамки. Его пребывание в школе было одной долгой враждой с администрацией»208. Впоследствии Черчилль считал, что добился так много благодаря тому, что «не перегружал мозг в молодости». Хотя ближе всего к истине является его кредо: «Я никогда не делал то, что мне не нравилось»209. Не меньшую роль сыграли и личные качества, среди которых выделялось четкое понимание, чего он хочет достичь и как этого добиться. По свидетельству современников, подобное понимание было характерным для Черчилля уже в десятилетнем возрасте210.
Проблема Уинстона состояла в том, что однокашники не разделяли его бунтарских и независимых устремлений. На это указывает и Морис Бэринг211, и другие ученики. Граф Гарри Клемент Ульрих Кесслер (1868–1937), впоследствии ставший дипломатом, писателем и покровителем искусства, в момент поступления Черчилля в Сент-Джордж учился в старших классах и был отличником. Школа ему нравилась, чего нельзя было сказать о его отношении к новому ученику. По словам Кесслера, Уинстон был «драчлив», «действовал всем на нервы», а также «употреблял слова и освоил манеры, которые не подходили для молодого джентльмена»212.
Вторая, более серьезная проблема сводилась к тому, что Уинстон начал свой жизненный путь не в том учебном заведении, где приветствуется демонстрация упрямства. «Директора школ обладают властью, превышающей власть любого премьер-министра» – один из популярных афоризмов Черчилля213. Если следовать его логике, то так же, как власть способна развратить государственного деятеля, она способна развратить и директора школы, причем в гораздо большей степени. Конечно, далеко не для всех учебных заведений и их руководителей подобный вывод точен, но Уинстону не повезло. Снейд-Киннерсли как раз оказался тем директором, на которого власть над учениками оказала пагубное влияние. В его распоряжении имелось «достаточно средств», чтобы склонить непокорных детей стать покладистыми. И в основном эти средства были связаны с поркой.
Сохранились записи искусствоведа Роджера Фрая (1866–1934), учившегося в Сент-Джордже незадолго до поступления туда будущего политика. Каждый понедельник, вспоминает Фрай, после общей линейки провинившихся вели в кабинет директора, где стоял большой ящик, покрытый черной материей. Ребят ставили на колени перед ящиком, приказывая снять штаны. Затем Снейд-Киннерсли производил экзекуцию березовыми розгами.
Трех, а иногда и двух ударов было достаточно, чтобы на теле появилась кровь. Однако директор продолжал бить, нанося по пятнадцать – двадцать ударов, превращая попки несчастных в «кровавое месиво». Те, кому в тот день повезло, в воспитательных целях сидели около открытой двери, «дрожа от страха и слушая вопли» своих одноклассников. Будучи старостой, Фрай во время телесных наказаний часто держал провинившихся и наблюдал издевательства в непосредственной близости. По его словам, директор испытывал в эти моменты «сильнейшее садистическое наслаждение»214. «Уверен, никакой мальчик из Итона, и тем более Хэрроу, не отведал столько березовой каши, сколько ее скормил малышам, доверенным его властному попечению, наш директор», – скажет Черчилль потом215.
Согласно сохранившимся свидетельствам, рыжеволосый Снейд-Киннерсли питал особую слабость к рыжим мальчикам216. Учитывая рыжий цвет волос Уинстона, а также его свободолюбивый характер, не трудно догадаться, кто был самым частым участником жестоких аутодафе.
Долго так продолжаться не могло. Заметив на теле Уинни следы удовлетворения садистских наклонностей главы школы, миссис Эверест поставит перед леди Рандольф вопрос о смене учебного заведения217. И Дженни согласится. К руководству Сент-Джорджа у нее уже давно накопился ряд вопросов. Во-первых, она высказывала сомнения в эффективности принятой там системы обучения218. Во-вторых, даже несмотря на свое редкое общение с сыном, она заметила изменения в его поведении, и эти изменения ей не понравились. «У меня такое ощущение, что Уинстон побаивается меня», – жаловалась она супругу219.
Измученный жестоким обращением, Уинстон оказался на грани нервного срыва. «Если бы моя мать не послушалась миссис Эверест и не забрала бы меня из Сент-Джорджа, я был бы полностью сломан, – признается он много лет спустя дочери своего кузена Аните Лесли. – Представляешь, что значит для ребенка быть „полностью сломанным“? Я никогда не забуду эту школу. Она была отвратительна!»220. В 1893 году Уинстон Черчилль вернется в Аскот, чтобы отомстить директору-садисту, но тот, скончавшись в ноябре 1886 года от сердечного приступа в возрасте тридцати восьми лет221, такого удовольствия ему не доставит.
Новый учебный 1884/85 год Уинстон начнет в частной приготовительной школе, которую держали две незамужние сестры, Шарлотта (1843–1901) и Катерина Томсон (1845–1906). Школа располагалась в южной части Брайтона, на фешенебельной Брансвик-сквер, в домах номер 29 и 30. Эти два здания пережили десятилетия, и впоследствии на одном из них будет размещена стандартная мемориальная синяя табличка овальной формы, указывающая (не без ошибок [13] ), что «в период с 1883 по 1885 год» в «приготовительной школе миссис Томсон» учился будущий премьер-министр222.
13
Ошибка допущена в датах: не с 1883 по 1885-й, а с 1884 по 1888 год, и не миссис Томсон, а мисс Томсон.
Это учебное заведение было рассчитано на двадцать два ученика. В штате имелись собственный повар и четыре человека обслуживающего персонала223. Учеба у сестер Томсон отличалась «добротой и симпатией» и оставила у Черчилля «приятные впечатления, контрастирующие с воспоминаниями о первом школьном опыте»224.
В одном из первых писем леди Рандольф Уинстон сообщает, что в Брайтоне у него появилось новое хобби – коллекционирование марок225. Увлечение филателией окажется кратковременным, по крайне мере, в зрелые годы погоня за марками не будет значиться в длинном перечне пристрастий британского политика. Вполне возможно, что и в школе заполнение кляссеров служило более прозаичной цели, оправдывая значительные траты ученика. Неслучайно именно в этот период в его письмах домой все больше места начинает занимать новая тема – нехватка средств.