Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Медведев Дмитрий Александрович

Во-вторых, огромный дворец, больше напоминавший музей, чем жилой дом, был неудобен в быту. «Мы спали в узких комнатушках с высокими потолками, обедали в полутемных комнатах с такими же высокими потолками, одевались в душных кладовках, отдыхали в галереях и мрачных расписных салонах», – возмущались очевидцы⁹⁴. В Бленхейме отсутствовало электричество и не было системы центрального отопления, все это появилось только при 8-м герцоге Мальборо и его богатой супруге (еще одной американке) Консуэле Вандербильт.

Столь заметное влияние «долларовых принцесс», благосостояние которых частично пошло на переустройство и модернизацию английских поместий, впоследствии позволило Уинстону Черчиллю иронично заметить: «Вы только представьте: с того момента, как римляне оставили Британию, и до прибытия наследниц американского

капитала эта страна была лишена полноценного водопровода»⁹⁵.

На пребывание Дженни в Бленхейме, куда она переехала с супругом осенью 1874 года, неизгладимый отпечаток накладывал и тот факт, что молодая леди находилась в положении и страсть к развлечениям и активным видам отдыха ей следовало умерить. В воскресенье 29 ноября во дворце должен был состояться бал. За пять дней до этого миссис Черчилль неудачно упала во время прогулки со стрелк'aми. В субботу 28-го, после опрометчивой прогулки на пони по ухабистой дороге, у нее появились сильные боли. Несмотря на это, торжество состоялось, и Дженни на нем блистала.

Но в середине праздника начались предродовые схватки. Дженни попытались отвести в спальню, но боли оказались настолько сильными, что пришлось разместить ее в первой попавшейся комнате. В свое время в этом помещении проживал капеллан первого хозяина Бленхейма, а накануне бала комната была приспособлена для дамской гардеробной. В этой-то гардеробной, среди мехов, муфт, горжеток и многочисленных шляпок с перьями, начались роды⁹⁶.

По словам Роя Харриса Дженкинса (1920–2003), все связанное с появлением будущего политика на свет было сделано в спешке⁹⁷. В спешке связались с известным лондонским акушером Уильямом Хоупом (1837–1893). Рассчитывали, что именно он будет принимать роды, однако поезда в воскресенье вечером ходили нерегулярно, и Хоуп сообщил, что сможет прибыть во дворец не раньше утра. В спешке пришлось обращаться к местному хирургу Фредерику Тейлору (1831–1909), державшему практику в Вудстоке. К счастью, по словам лорда Рандольфа, он оказался «смышленым малым»⁹⁸. Самой же роженице пришлось нелегко, но она вела себя «мужественно, отказавшись от хлороформа»⁹⁹.

Роды длились восемь часов и завершились в половине второго ночи 30 ноября 1874 года появлением на свет Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля. Новорожденного назвали в честь сэра Уинстона Черчилля (1620–1688), отца 1-го герцога Мальборо. Ребенок был рыжий, с вздернутым тупым носом, унаследованным от английских предков. «Мальчик очень красив, по крайней мере, так говорят все, – весело заявил гордый отец. – У него темные глаза и волосы. К тому же он очень здоровенький, несмотря на преждевременное рождение»¹⁰⁰.

Лорд Рандольф не погрешил против истины: ребенок действительно был здоров. Но родился ли он преждевременно? Некоторые биографы Черчилля в этом не уверены. Они не исключают, что дата рождения была обусловлена «не столько торопливостью младенца, сколько аналогичным качеством лорда Рандольфа»¹⁰¹. А что на этот счет говорят факты? Не зря впоследствии наш герой призовет «следить за фактами, поскольку они следят за нами»¹⁰².

Если опираться на факты, то до свадьбы родители Уинстона виделись довольно редко. Лорд Рандольф жил в Англии, Дженни – во Франции. Однако известно, что в конце февраля 1874 года, за девять месяцев до знакового события, лорд Рандольф приезжал в Париж и встречался там со своей возлюбленной. «Не так уж и трудно вообразить, что двое влюбленных, чья страсть была накалена долгой разлукой и страхом того, что их свадьба потонет в юридических дрязгах вокруг брачного контракта, решили настоять на браке собственным методом или просто дали эмоциям захлестнуть себя», – рассуждает по этому поводу биограф Дженни Ральф Мартин¹⁰³.

Если и так, то это говорит лишь о силе чувств, о внутренней свободе молодых людей и в какой-то степени – об их бесстрашии, а где-то и о безрассудстве. Поскольку, если бы брак так и не состоялся, репутация Дженни была бы безнадежно испорчена.

Если близость действительно имела место и если в семье об этом знали, то вполне логичным выглядит решение Мальборо не присутствовать на свадьбе, выражая тем самым неодобрение происходящим. Но были и другие обстоятельства, косвенно указывающие на обратное. В конце ноября появления первенца никто не ждал, планировалось, что роды пройдут в январе. И не в Бленхейме, а в Лондоне, в особняке на Чарльзстрит, где все это время ускоренно шли приготовления к предстоящему событию. Вот почему Дженни вела себя столь небрежно, гуляя со стрелками, управляя повозкой и танцуя на балу. Вот почему не приехал вовремя столичный акушер и пришлось довериться врачу из Вудстока. По этой же причине рядом не оказалось миссис Джером, о чем та очень сожалела¹⁰⁴. А у новорожденного не было подготовлено приданое, и свой жизненный путь будущий глава правительства начал в рубашонке, позаимствованной у жены местного адвоката Элизабет Энн Браун, которая тоже находилась в положении. Она, кстати, произведет на свет мальчика [7] , но немного позже: в конце января следующего года¹⁰⁵.

7

Его имя – Томас Стефан Браун (1875–1927), впоследствии он станет адвокатом.

В подобной ситуации Черчилль мог бы смело процитировать В. С. Высоцкого: «Час зачатья я помню не точно, / Значит, память моя однобока». Однако у некоторых биографов популярно другое его высказывание о собственном рождении: «Хотя я и присутствовал при этом событии, у меня не осталось четких воспоминаний об обстоятельствах, приведших к нему»¹⁰⁶. Исследователям пока не удалось обнаружить документальных свидетельств, подтверждающих подлинность этих слов¹⁰⁷, но они весьма характерны для Черчилля. Не менее характерно было и его появление на свет, если оно и в самом деле случилось преждевременно. Уинстон не собирался ждать. Бал не бал, в срок не в срок – родился он вопреки планам и ожиданиям, заполнив коридоры дворца пронзительным криком. «Я сама произвела на свет немало детей, и все они имели прекрасные голосовые данные, – ворчала хозяйка Бленхейма. – Но такого ужасающего крика, как у этого новорожденного, я еще никогда не слышала»¹⁰⁸. Не исключено, что эта инвектива больше была обращена к матери новорожденного, с которой у герцогини сложились, повторим, весьма прохладные отношения.

Как бы там ни было, реплика герцогини Мальборо весьма примечательна. Уинстон не просто обратил на себя внимание – с первых же минут жизни он стал предметом обсуждений, причем не всегда лестных. Так будет продолжаться и дальше, на протяжении всех девяноста лет его жизни, а также многих десятилетий, последовавших за его смертью.

Для того чтобы о пополнении в знаменитом семействе узнало как можно больше людей, известная газета T e Times и менее известный Oxford Journal отметили в своих номерах, что «во дворце Бленхейм леди Рандольф Черчилль преждевременно разрешилась от бремени сыном», а Oxford Times сообщала также о «веселом колокольном перезвоне», устроенном в честь этого события¹⁰⁹.

В рождении Черчилля все было примечательно – общество, родители, время и конечно же место – единственный замок в Англии, который, не являясь собственностью Церкви и королевской семьи, именовался дворцом. «В наших владениях нет ничего равного ему», – с гордостью признавал король Георг III (1683–1760)¹¹⁰, и у него были на то основания. Бленхейм и по сей день продолжает сохранять свой необычный статус, совмещая в себе одновременно функции официальной резиденции, музея и национального монумента.

Исторические хроники свидетельствуют, что королева Анна (1665–1714), вдохновленная успехами Джона Черчилля в борьбе с французским королем Людовиком XIV (1638–1715), даровала своему подданному древнее королевское поместье Вудсток, графство Оксфордшир. Более тысячи лет назад здесь находились дворы саксонских королей: Этельреда II Неразумного (968–1016) и Альфреда Великого (849–899/901). Впоследствии живописное место облюбовали норманны, а за ними – Плантагенеты. Вудсток хорошо был знаком и Елизавете I (1533–1603), именно в Вудстоке, в сторожке замка, она провела свое заточение, пока ее сестра, Мария I Тюдор (1516–1558), больше известная как Мария Кровавая, повергала страну в ужас религиозных преследований¹¹¹.