Черчилль. Биография
Шрифт:
«Мой дорогой Уинстон, – ответил Чемберлен в тот же день. – Благодарю за вашу записку. Я посвятил кучу времени затронутой вами теме, но она не так проста, как кажется». Однако уже десять дней спустя, потрясенный оккупацией Праги, Чемберлен от лица Великобритании предоставил Польше гарантии независимости. При этом не говорилось, касалась ли гарантия Данцигского коридора с преимущественно немецкоговорящим населением, который был отделен от Германии в 1919 г. В редакционной статье одного из апрельских номеров Times отмечалось: «Новые обязательства, принятые на себя нашей страной, не обязывают Великобританию защищать каждый дюйм нынешних границ Польши. Ключевое слово в этом
Черчилль был встревожен. «В субботней редакционной статье Times был зловещий пассаж, – сказал он в палате общин 3 апреля, – напоминающий тот, что предвещал крушение Чехословакии». Опасения имели серьезные основания. В тот же день Чемберлен написал сестре, что британские гарантии Польше были «не провокативными по тону, но твердыми и ясными, подчеркивающими тот важный смысл, который уловила только Times: мы озабочены не территориальной целостностью государств, а покушениями на их независимость. И именно мы будем судить, существует угроза этой независимости или нет».
7 апреля, в Великую пятницу, итальянские войска вторглись в Албанию. В тот день Черчилль находился в Чартвелле. Среди его гостей был Гарольд Макмиллан. Позже он вспоминал, как Черчилль то и дело звонил по телефону и искал карты, чтобы узнать местонахождение британских военных кораблей в Средиземном море. «Я навсегда в памяти сохранил картину этого весеннего дня, – пишет Макмиллан, – а также ощущение силы и энергии, какого-то мощного потока, исходившего от Черчилля, притом что он не занимал никакого государственного поста. Казалось, он один стоит у руля, тогда как все остальные растеряны и не знают, что делать».
На следующий день Черчилль несколько раз звонил Чемберлену с просьбой на следующий же день созвать парламент. Он также требовал от Чемберлена отдать приказ военно-морскому флоту об оккупации греческого острова Корфу и тем самым дать понять Муссолини: дальше ни шагу. «Счет идет на часы, – заявил Черчилль премьер-министру. – Нам необходимо перехватить дипломатическую инициативу».
Чемберлен этого не сделал. 13 апреля в палате общин Черчилль критиковал правительство за ошибочный подход к ситуации в Европе и Средиземноморье. «Как вышло, – говорил он, – что накануне богемского преступления министры потакали этому и предсказывали Европе золотой век? Почему рассматривались рутинные вопросы прошедшей праздничной недели в то время, как было совершенно очевидно, что надвигается нечто совершенно чрезвычайное, последствия чего невозможно измерить? Я не понимаю. Мне известен патриотизм правительства, его искреннее стремление работать во благо страны, и я хочу знать, не вмешивается ли в это дело чья-то рука, из-за которой министры не получают достоверных данных разведки». Многие из тех, кто слушал Черчилля, решили, что речь идет о сэре Хорасе Вильсоне.
«Подобное, – продолжал Черчилль, – происходило и в 1934 г. с разведданными о состоянии немецкой военной авиации. Прежде чем дойти до министров, они искажались настолько, что уже не вызывали тревоги. Было бы крайне рискованно, если бы теперь министры опирались только на те обрывки информации, которые им предоставляют и которые отвечают их желаниям». У Черчилля было два предложения: первое – полноценное включение Советского Союза в оборонительный блок с участием Великобритании, Франции и Польши – и второе – создание на Балканах «союза самозащиты» при участии Румынии, которой Великобритания только что предоставила такие же гарантии, что и Польше. «Опасность совсем близко, – сказал он. – Большая часть Европы в значительной степени мобилизована, и миллионы людей готовятся к войне».
После окончания дебатов Черчилль увиделся с партийным лидером Дэвидом Маргессоном. Он пришел в парламент, рассказывал потом Маргессон премьер-министру, не для того, чтобы критиковать правительство, а чтобы заявить о своем «твердом намерении» войти в кабинет министров. «В этот момент, – написал Чемберлен сестре, – мне действительно нужна была помощь, но тем не менее я решил ничего не делать поспешно. Вопрос вот в чем: станет ли Уинстон, безусловно полезный на правительственной скамье в палате общин, поддержкой или помехой в кабинете министров или в совете? Например, в прошлую субботу он весь день просидел на телефоне, убеждая всех, что парламент должен собраться в воскресенье и что флот ближайшей ночью должен захватить Корфу! Не отнимет ли он у меня все силы на сопротивление поспешным предложениям такого рода?»
18 апреля, уступив давлению группы советников-промышленников, Чемберлен наконец согласился создать Министерство снабжения. «Уинстон выиграл свою долгую битву, – написал Брендан Брекен другу. – Наше правительство наконец-то принимает курс, который он предлагал три года назад. Ни один общественный деятель нашего времени не обладает бульшим даром предвидения, и я уверен, что его долгая одиночная борьба за демонстрацию опасностей диктатур окажется лучшей главой в его насыщенной жизни».
Новым министром снабжения стал бывший министр транспорта Лесли Бургин, ставший членом парламента в 1929 г., почти на тридцать лет позже Черчилля. В связи с его назначением многие газеты выступили с требованием включить Черчилля в кабинет министров. 22 апреля Evening News высказала предположение, что Черчилль должен быть назначен либо первым лордом Адмиралтейства, либо министром авиации. 26 апреля издатель Sunday Pictorial Перси Кадлипп в письме сообщил ему, что из 2400 писем, поступивших в редакцию, «только в 73 возражают против того, чтобы вы вошли в состав кабинета. Некоторые из них просто психи. Более серьезные винят вас за Галлиполи».
27 апреля Черчилль в палате общин раскритиковал Чемберлена за нерешительность во введении воинской повинности, на которой безуспешно настаивал Хор-Белиша в кабинете министров. Когда правительство постепенно решило установить призыв, был создан регистр подлежащих воинской службе, в которых люди указывали свое желание служить. Но этого было мало. «Этого недостаточно. Нам нужна армия, и она может понадобиться очень скоро». Даже этот регистр следовало принять немедленно после Мюнхена. Импульс оказать сопротивление принципам нацизма, говорил Черчилль, «исходит от народных масс». Газета Times назвала речь Черчилля «одним из лучших его парламентских выступлений», которое слушали множество парламентариев.
10 мая News Chronicle опубликовала обзор, согласно которому 56 % опрошенных заявили, что хотят видеть Черчилля в составе кабинета министров, 26 % высказались против и 18 % не определились в своем мнении. За четыре дня до этого Эмери Ривз сказал ему, что его выходящие два раза в месяц статьи отныне запрещены к публикации в Польше, Румынии и Греции «из страха перед Германией». Черчилль не был уверен, что процесс умиротворения завершился: об этом, по его мнению, свидетельствовало недавнее решение правительства сократить еврейскую иммиграцию в Палестину, и 22 мая, выступая в палате общин в связи с предложением арабов наложить вето на всю еврейскую иммиграцию после 1944 г., он заявил: «Нет, это несправедливо. Это – нарушение обещания, это отказ от декларации Бальфура, это конец мечты и надежды».