Череп грифона
Шрифт:
Как ни странно, это взбесило Соклея.
— Вернись, ты, широкозадый вор! — взвыл он.
Пират не обратил на крик никакого внимания; вероятно, он даже не расслышал. Потом второй пират прыгнул обратно на борт гемолии, а после еще один: некоторые возвращались с добычей, некоторые — с пустыми руками.
— Видите, парни? — оглушительно проревел Менедем. — Они не могут нас одолеть и, проклятье, отлично это знают! А-ла-ла! За «Афродиту»!
— А-ла-ла! За «Афродиту»! — Соклей с радостным сердцем подхватил этот крик.
В горячке боя он не видел двоюродного брата, и услышать голос
Теперь уже пираты рубили и кромсали канаты, связывающие их судно с акатосом. Теперь уже они сами отталкивали гемолию от «Афродиты» шестами и веслами. Двое из них снова подняли луки, которые оставили на своем судне, и начали стрелять в сторону торговой галеры, в то время как остальные гребли прочь от добычи, оказавшейся куда сильней, чем ожидалось.
Соклей ринулся на бак «Афродиты», докуда сражение практически не добралось. Лук и колчан Менедема все еще лежали там, целые и невредимые. Соклей снова подхватил их и выстрелил в пиратов. Наградой ему послужило то, что их начальник гребцов закричал и рухнул со стрелой в бедре. Родосец послал еще пару стрел в человека, стоявшего на рулевых веслах, полагая, что это капитан. Но суда уже далеко разошлись, и рулевой остался стоять на своем посту.
Гемолия потащилась прочь.
Теперь не на всех ее веслах сидели гребцы, и Соклей подумал, а не отдаст ли Менедем приказ пуститься в погоню. Но его двоюродный брат был занят другим: он остановился над пиратом, лежащим посреди «Афродиты». Пират поднял руку, моля о пощаде. Медленно и неторопливо Менедем вонзил в лежащего меч, а когда выпрямился, лезвие потускнело от крови.
— Бросьте эту падаль в море, — сказал капитан приблизившимся морякам. Голос его был холоден, как фракийский ветер.
Нанесенный им удар не убил грабителя, и тот стонал и слабо корчился, когда моряки подняли его и перебросили через борт.
Плюх!
Стоны быстро смолкли.
Другой пират был уже мертв, его голова раскололась, как глиняный горшок. Моряки вышвырнули с «Афродиты» и его.
Поглядев в сторону кормы, Соклей увидел, что несколько человек собрались там вокруг еще одного тела. Один из моряков поднял глаза, поймал взгляд Соклея и сказал:
— Это Доримах. — Он покачал головой, говоря без слов, что этот моряк уже больше не встанет. — Получил дротик в горло, бедняга.
Менедем прошел вперед. Его одежда на боку была забрызгана кровью, но он казался невредимым. Оглядев себя, Соклей увидел, что точно так же запятнан кровью, а еще увидел порез на икре, которого прежде не замечал. Теперь, когда Соклей его заметил, порез начал болеть.
— Радуйся, — сказал Менедем. — Ты хорошо сражался.
— Мы все сражались хорошо, — ответил Соклей. — Иначе бы не прогнали пиратов. Ты в порядке?
Его двоюродный брат пожал плечами.
— Так, ерунда: царапины и синяки. Через пару дней все пройдет. Самое худшее, что я получил, — вот это. — Он протянул левую руку со скверной рваной раной.
— Укус? — спросил Соклей.
Менедем кивнул.
— Влей в рану вино, — посоветовал Соклей. — Я не знаю средства лучше, чтобы предохранить ее от нагноения,
— Хотел бы я, чтобы сейчас у нас на борту был Гиппократ… Или чтобы мы могли раздобыть какого-нибудь другого лекаря, — сказал Менедем. — Ты, наверное, знаешь больше, чем остальные на «Афродите»… А если даже и нет, то люди все равно подумают, что знаешь. Иди помоги зашить раны и наложить повязки. Во всяком случае, у нас достаточно вина, чтобы обработать раны.
Вместе с Менедемом и Диоклеем Соклей сделал все, что мог, накладывая швы и перевязывая руки, ноги и головы. Он щедрой рукой лил в раны вино, и моряки выли от боли. Иглы и нити, которыми он накладывал швы, были грубыми, предназначенными для зашивания парусины, но достаточно легко протыкали плоть.
— Не двигайся, — велел Соклей Телефу, у которого был порез над коленом.
— Попробуй не двигаться, когда в тебя тычут иглой, — парировал тот.
— Хочешь, чтобы у тебя и дальше шла кровь? — спросил Соклей.
Телеф покачал головой.
— Нет, но не хочу и терпеть новую боль.
— У тебя нет выбора, — нетерпеливо проговорил тойкарх. — Или твоя рана так и будет кровоточить, или ты дашь мне ее зашить и перевязать. Это не займет много времени, а как только я закончу, уже не будет так больно.
— Хорошо. Давай.
Но Телеф все равно дергался и ругался при каждом уколе иглы, а когда Соклей обмотал его ногу парусиной и сделал неуклюжий узел, пожаловался снова:
— И это называется повязкой? Клянусь богами, я видел, как накладывают повязки настоящие лекари. Вот на их работу стоит посмотреть, они делают все так красиво, и аккуратно, и тщательно. А это? Фу! — Он скорчил рожу, издав полный отвращения возглас.
— Прости, — с ледяной иронией проговорил Соклей. — Если хочешь, я сниму повязку, сорву стежки и начну все заново.
— Только попробуй снова прикоснуться к моей ноге, и ты об этом пожалеешь! — заявил моряк. — Я просто хочу, чтобы работа была сделана как надо.
— Я сделал все, что мог, — ответил Соклей.
Вообще-то в словах Телефа была доля истины: настоящие лекари накладывали повязки как можно аккуратней и тщательней, почти красуясь этим.
Если повязка выглядит неаккуратно, это еще не значит, что она не поможет, — заметил Соклей. — Внешний вид — не главное!
— Да, как же. — Телеф показал на рей. — А вот интересно, если бы речь шла о такелаже, ты бы тоже так сказал? Вряд ли! Ты бы вопил как ненормальный, требуя, чтобы все канаты привели в порядок.
У Соклея загорелись уши.
«Вот тебе и вся благодарность. Спрашивается, стоило ли вообще с этим парнем возиться?»
Правда, Телеф вообще был нытиком: он жаловался по каждому поводу и без повода. И все равно Соклею хотелось бы, чтобы он выказал немного больше благодарности.
А вот второй моряк и вправду поблагодарил, очень вежливо, когда Соклей перевязал ножевую рану на его животе. Соклей понюхал рану, накладывая повязку. Она была не очень большой и в отличие от пореза Телефа не так сильно кровоточила, но Соклей ощутил слабый запах кала. Он ничего не сказал и закончил работу со спокойным лицом, после чего отправился на поиски Менедема.