Череп грифона

— У нас на борту много людей, которые могут сделать такую работу, — наконец сказал капитан.

— Несомненно, — ответил Эвксенид. — Но я могу сделать ее как следует.

— Он привел веский довод, — заметил Соклей. — Трудно найти плотницкую работу сложнее изготовления катапульт.

— Верно, — подтвердил Эвксенид. — Не хочу оскорбить вас, капитан, но кораблестроение в сравнении с этим — детская игра.

Менедем поморщился.

Соклей отвернулся, чтобы двоюродный брат не видел его улыбки. Чаще всего — да почти всегда — именно Менедем рьяно настаивал

на своем, вынуждая кого-то принять решение. А теперь вынуждали принять решение его самого, и нельзя сказать, чтобы Менедему это понравилось.

— Давайте обсудим все утром, — наконец произнес он. — В любом случае за ночь ничего не случится.

— Как скажешь, почтеннейший, — вежливо ответил Эвксенид.

Соклей сомневался, что сам он смог бы облечь свои колебания в слова так учтиво, как это сделал Менедем.

Команда «Афродиты» уже поняла, что им не придется сегодня заниматься починкой. Некоторые моряки собирали ветки и выброшенные на сушу деревяшки для костра, другие ходили туда-сюда по берегу, тыча в песок древками копий и палками в поисках гнезд морских черепах. В паре плетров от акатоса один моряк остановился, начал копать песок руками, а потом помахал и радостно крикнул:

— Я нашел яйца!

Соклей подбежал к нему.

— Дай мне на них посмотреть, Пасифон, прежде чем ты швырнешь их в горшок, — попросил он.

Пасифон работал гребцом на «Афродите» прошлым летом и был знаком с ненасытным любопытством Соклея.

— Само собой, — сказал он, бросая тойкарху яйцо, словно мяч.

Соклей неуклюже схватил яйцо, не разбив его лишь по счастливой случайности. Оказалось, оно во многом отличается от известных ему птичьих яиц. Во-первых, черепашье яйцо было круглым, а не заостренным с одного конца.

«Из подземного гнезда оно не может выкатиться, — подумал Соклей, — но для гнезда на дереве такая форма была бы не очень удобна».

Черепахи явно хорошо приспособились к среде, в которой обитали. Соклей раньше не думал, что это их свойство распространяется и на яйца, но почему бы и нет? Оболочка черепашьего яйца была кожистой, а не ломкой и твердой, как у птичьих. Соклей гадал — почему, но никаких объяснений в голову ему не приходило. Яйцо к тому же оказалось крупнее любого виденного им птичьего, но это как раз имело объяснение — морские черепахи и сами были большими созданиями.

Чуть позже, когда солнце окунулось в воды Эгейского моря, еще один моряк нашел гнездо, тоже с парой дюжин яиц. Теперь каждый мог получить по яйцу, чтобы съесть его с ячменным хлебом, сыром и оливками и запить вином — все эти припасы имелись на борту «Афродиты».

Эвксенид доказал, что он знаток не только в плотницком деле. Повращав палочку для добывания огня, он развел костер буквально на пустом месте быстрее, чем кто-либо другой на памяти Соклея. В поисках самых густых кустов моряки нашли источник примерно в стадии от берега, наполнили горшки пресной водой и принесли их к костру.

Когда Соклей получил свое вареное яйцо, он обнаружил пару новых различий между ним и птичьим. Белок не сворачивался так, как

свернулся бы в птичьем яйце, а желток имел более глубокий, более насыщенный оранжевый цвет, что было ясно видно даже при свете костра. Черепашье яйцо оказалось превосходным на вкус.

Менедем и Диоклей поставили часовых, велев им стоять на страже всю ночь.

— Не думаю, что на Телосе кто-нибудь нас побеспокоит, — сказал Менедем, — но не хочу проснуться с перерезанным горлом, выяснив, что ошибся.

Соклея освободили от обязанностей часового; он нашел недалеко от костра углубление в песке и свернулся в нем калачиком. Песок был не таким мягким, как настоящая постель, но все равно служил лучшим матрасом, чем доски палубы, а толстая шерсть гиматия защищала от ночной свежести. Соклей немного полюбовался на звезды, а потом заснул.

* * *

Менедем проснулся в предрассветной мгле и не сразу вспомнил, что «Афродита» пока не сможет покинуть Телос. Когда он вспомнил о сломанном весле, его зевок превратился в проклятие.

— Забытая богами грязная скала, — пробормотал он и встал, чтобы выяснить, насколько сильно пострадало рулевое весло.

Большинство моряков все еще храпели, но Менедем увидел, что Эвксенид из Фазелиса уже сидит на корточках у рулевого весла, внимательно его разглядывая.

— Радуйся, — холодно сказал Менедем.

— Радуйся, — отозвался Эвксенид. — Я мог бы сделать тебе весло, которое будет хорошо служить, если ты дашь мне достаточно времени. Не в обиду тебе будь сказано, но по сравнению со строительством катапульт это совсем простая работа.

— Это ты так думаешь, — ответил Менедем. — Но если ты неправильно вырежешь лопасть весла, оно не будет входить в воду под нужным углом. А если вес его не распределить должным образом, весло не сможет правильно вращаться, и тогда парню, правящему судном, — то есть мне — придется гораздо труднее.

— Да, да, — нетерпеливо сказал Эвксенид, как будто ему приходилось объяснять ребенку нечто само собой разумеющееся. — Ясное дело, я все это учту. Единственное, что будет усложнять работу, — это то, что мне придется иметь дело с сырой древесиной. Но… — Он приподнял бровь. — Я буду работать задаром, в отличие от плотников на Косе.

Это была правда. И поскольку Эвксенид так уверенно говорил, что сможет сделать все, что нужно, Менедем сдался.

— Хорошо, — сказал он. — Посмотрим, на что ты способен.

Если окажется, что Эвксенид умелый плотник лишь на словах, команда сможет смастерить временное весло, которое продержится до Коса.

Но Эвксенид быстро доказал, что он и впрямь мастер своего дела. Позавтракав хлебом и вином, он пустил в ход судовой топорик, чтобы свалить сосенку, ствол которой подходил по размерам для рулевого весла. Как только он обрубил ветви, моряки притащили ствол на берег, обвязав веревками. Используя в качестве образца целое весло, Эвксенид укоротил ствол до нужной длины, а потом принялся работать теслом, чтобы придать дереву нужную форму. Во все стороны полетели стружки.