Череп императора
Шрифт:
— Я согласовывала. Говорила со Степашиным, он куда-то звонил, говорит, что выпускать можно.
— Ну, тогда конечно. Тогда — с Богом. А свой репортаж я в таком случае в среду и сдам. В первой половине дня тебя устроит?
— Устроит. Сколько у тебя там строк — больше трехсот? Та-ак… — Секретарь вытащила располосовку номера среды и что-то в ней отметила. — Пойдет прямо под социальным блоком.
На душе заметно полегчало. Сенсация с явившими миру свое мерзкое лицо спецслужбами подвернулась как нельзя кстати. Люблю, признаться,
Со спокойным сердцем я постучал в дверь редакторского кабинета.
— Войдите, — раздалось изнутри.
В кабинете сидели посетители. Оглядевшись, я насчитал четверых — трое парней и рыжая, ослепительной красоты девица. Девица сидела прямо напротив двери, и не упереться взглядом в ее роскошный, в точно отмеренной дозе видневшийся из-под облегающей футболочки бюст было просто невозможно.
— А вот и Илья Юрьевич, — с театральной интонацией провозгласил редактор. — Знакомьтесь — ведущий специалист в области острого репортажа, так сказать, гордость нашей газеты — Ха! Ха! Ха! — господин Стогов. Никто не расскажет об интересующих вас сторонах жизни города лучше, чем он. А это, Илья Юрьевич, наши зарубежные гости из Ирландии, из города… э-э…
— Из Корк-сити, — практически без акцента сказал один из трех сидящих за столом парней.
— Да-да, — подхватил редактор, — из Корк, так сказать, сити. Знакомьтесь!
Я обвел взглядом «зарубежных коллег». Все как один рослые, зеленоглазые, длинноногие.
— Брайан Хьюсон, — сказал первый, небритый, длинноволосый, одетый в кожаную куртку и черные джинсы. — Я сотрудник небольшой газеты «Войс оф фридом». Это студенческая газета Коркского университета.
— Мартин Клейтон, — кивнул второй — подтянутый, хмурый, с тяжелым подбородком и носом боксера. — Журналист «Айриш ревью».
— Шон Маллен, — представился третий, весь какой-то блеклый и неброский. — Я стажируюсь в «Корк дейли телеграф». Очень приятно.
Рыжая девушка молчала и откровенно ощупывала меня своим тяжелым бездонным взглядом.
— Илья Стогов, — сказал я.
— Деирдре О’Рей ли, — наконец словно нехотя проговорила она. — Я не совсем журналист. Я аспирантка факультета социологии Коркского университета. Собираю материал для своей магистерской диссертации.
— Очень приятно, — сказал я почти что искренне и вопросительно глянул на редактора.
— Коллеги будут стажироваться при нашей газете всю эту неделю, — не переставая натянуто улыбаться, сказал редактор. — А мы, в свою очередь, должны позаботиться, чтобы эта неделя прошла для них плодотворно. Вы понимаете меня, Илья Юрьевич?
— Понимаю, — вздохнул я.
Чего уж здесь не понять? Сволочь он все-таки, мой уважаемый редактор. Редкостная сволочь. Подкинул работенку.
Ситуация была ясной как божий день. Газета моя, являясь рупором народных масс, цепным псом демократии и ведущим городским изданием, выполняла, кроме основной своей функции — своевременного информирования читающей публики о событиях в городе и мире, — еще и, так сказать, общественную нагрузку. Время от времени в Петербург наезжали зарубежные журналисты, интересующиеся отечественной экзотикой, и все мы, сотрудники газеты, должны были, забывая о семьях и работе, отбывать в эти дни повинность гостеприимства.
Связываться с инфантильными, вечно путающимися под ногами «зарубежными коллегами» не желал в редакции никто. Однако у уважаемого редактора Виктора Константиновича имелась идея фикс, которая сводилась к тому, что долг гостеприимства рано или поздно окажется платежом красен и у газеты появится возможность отправлять сотрудников для стажировки в иные страны. Никогда еще никто из моих знакомых журналистов не уезжал за счет встречающей стороны никуда дальше Выборга, и тем не менее заморские варяги бывали встречены в редакторском кабинете с неизменным гостеприимством и тут же прикреплялись к какому-либо из сотрудников редакции.
Чаша сия до сих пор обходила меня стороной. Все-таки я был в газете не каким-нибудь рядовым репортером, а журналистом известным, обладающим собственным — горячо любимым публикой — именем, и отрывать меня от работы никто не рисковал. Себе дороже.
До сих пор я только смеялся над невезучими коллегами, а те что-то злобно шипели в ответ и пытались извлечь из обрушившейся на них напасти хоть какую-то выгоду. Кто-то нещадно гонял гостей за пивом. Кто-то одалживал у них денег, честно предупреждая, что отдавать не собирается. Симпатичных журналисточек Осокин раз за разом заволакивал в свою гостеприимно распахнутую постель. Вспомнив, чем обернулась для него эта любвеобильность, я внутренне хмыкнул.
Редактор добавил еще пару-тройку дежурных вежливых фраз насчет корпоративной солидарности журналистов всего мира, выразил надежду на то, что ирландским гостям понравится наш замечательный город (многозначительный взгляд в мою сторону), и принялся недвусмысленно выпихивать нас из кабинета. Ирландцы поднялись, пожали ему руку и вышли в коридор. Я вышел вместе с ними, озадаченно похлопал себя по карманам и, сказав, что забыл в кабинете сигареты, вернулся обратно.
Редактор успел усесться назад в кресло и улыбался.
— Виктор Константинович, я категорически не согласен!
— С чем? — ангельски улыбаясь, поинтересовался он.
— Ну почему я? Виктор Константинович, у меня работы — выше крыши. Я послезавтра должен репортаж на триста строк сдавать, а от него пока что только заголовок готов… Я в конце концов спецкор, а не какой-нибудь стажер-контрактник с журфака!
— И что вы предлагаете?
— Ну как что?! Передайте этих варягов кому-нибудь другому. При чем здесь я?