Череп на рукаве
Шрифт:
– Ты не забыл, у тебя ещё три наряда сегодня? – выразительно спросил я его.
– Никак нет, господин ефрейтор, – издевательски педалируя мой невеликий чин, ответил Назар.
– Тогда бегом марш. Можешь себе представить, что уже в туалетах творится.
– Господин ефрейтор! – горестно возопил бедняга, но я был непреклонен.
Стемнело. По приказу господина лейтенанта танкисты выволокли на плоскую крышу восемь мощных прожекторов. В Ингельсберге нашлась тяжёлая строительная техника, экскаваторы, бульдозеры, скреперы, и они весь вечер копали глубокий противотанковый ров, окружая кольцом
На сей раз рыть укрытия для БМД нам не пришлось. Постарались ополченцы-экскаваторщики и бульдозеристы. Что называется, повезло.
К бою мы были готовы. Связь со штабом присутствовала. Что ещё надо засевшим в крепком месте солдатам? Только одно – уверенность, что ты делаешь правое дело...
И вот с этим-то у нас были проблемы. Большие проблемы.
Всё-таки сказывалось, что мои парни встали в строй без году неделя. Хотя и считались вполне к бою готовыми.
Если начнётся драка, мне надо выжить, твердил я себе, как заговорённый. Пусть погибнет всё отделение, лопух Раздва-кряк, горячий Фатих, сноб Назар, простодушный Мумба, флегматичный Микки, все остальные – мне надо выжить и вернуться. Потому что не за тем я здесь, чтобы геройски отдавать жизнь за, как говорится, обожаемого монарха. Пусть даже весь майорат теперь на Георгии...
Сестры, подумал я. Лена, Света.. Танюшка... простят ли они меня когда-нибудь? Конечно, я для них – предатель, и Татке наверняка уж постараются внушить...
Мои кулаки сжались.
Кое-кто за это заплатит, посулил я Дайте только выбраться отсюда, и вы мне за это заплатите. Да так, что все наши гауптманны и гауляйтеры содрогнутся от ужаса.
И эти люди здесь, на этой планете, – они всего лишь моя ступенька. Моя отмычка. Всего одна. Одна-единственная. Которую нельзя сломать ни в коем случае. Второй попытки не будет. Уже никогда.
Была глубокая ночь, когда меня сморил сон.
...И снилась мне Далька, как она стоит, улыбаясь, на " белом песке кораллового пляжа, и из всей одежды на ней – одна только узкая полоска трусиков-бикини. Море осторожно касается берега белопенным языком, и, если взглянуть подальше от черты прибоя, станут видны исполинские туши трёх ручных китов-вожаков молочных стад. Море возле нашей лагуны глубокое, дно отвесно уходит вниз, видны разноцветные кусты кораллов, мелькание рыбьей мелочи, ковыряются на дне ползуны-производители, которых никто не трогает, чтобы не истощить запасы и не подорвать экологию – на экспорт давно уже идут только выращенные на рыбофермах
Далька смеётся, и я вдруг вспоминаю, что мне нельзя там находиться. Я же теперь имперец, десантник, и вся эта планета мне должна быть более чем подозрительна.
А Даля, продолжая смеяться, легко бежит ко мне через полосу прибоя. Только теперь я замечаю, что стою, как говорится, в полном боевом – панцирь, «малихер», шлем, ботинки и всё прочее. Зачем мне это здесь, мы же на пляже?
– Далька! – ору я и бросаюсь ей навстречу Она больше не сердится на меня, замечательно, превосходно, я всегда знал, что она поймет, она не может не понять, мы же по-настоящему с ней любили друг Друга, мы ..
Далька
Она легко уворачивается от моих рук и бросается на шею какому-то парню у меня за спиной. Парень мускулистый и загорелый, пожалуй, выглядит повнушительнее меня, но ..
...Стоп! Какой же это «парень», если прямо перед моим носом мою девушку нагло лапает мой собственный родной брат Георгий?
– Гошка, гад! – рычу я и сам бросаюсь вперёд. Но прежде, чем я успеваю добраться до них, Далька резко нагибается и накоротке, без замаха, всаживает мне в печень зазубренную острогу.
Боль и тьма.
И я просыпаюсь. От боли. В ушах – рёв тревожной сигнализации. Наш предусмотрительный лейтенант не забыл поставить её на полную громкость, так, чтобы будила подобно трубам архангелов.
– Командир! – орёт Мумба, заглушая даже вой сирен. На улице – глухая ночь. Небо затянуто облаками, ни одной из лун Зеты-пять (а у неё их три) не видно. Только яркий свет прожекторов. И – со всех сторон – живой шевелящийся ковёр, ползущий к нашей «крепости».
Кое-где в городке вспыхнули пожары. Кто зажёг, почему загорелось?
– По местам! – завопил я что есть мочи. – Расчёты, не спать! Вторые номера! К делу! Ориентиры вы знаете. Огонь!..
Почти в ту же секунду такую же команду я услыхал в переговорнике.
Гулко бахнуло орудие сперва одной БМД, затем ещё, ещё и ещё. Прямо посреди накатывающейся лавины выросли столбы и султаны разрывов, полетели обрывки и ошмётки плоти наступающих. Я взглянул в прицел – наверное, тут собрались лемуры со всей планеты. Их были десятки тысяч, если не сотни. Никогда не видел ничего подобного. В Кримменсхольме они действовали поумнее – а тут валили всей толпой, прямо на наш кинжальный огонь..
Заговорили пулемёты. Наш «МГ» стрелял трассерами, и по рядам атакующих прошла словно коса смерти. Наверное, ни одна пуля не пропадала зря, больше того, каждая прошивала по три-четыре тонких тела, прежде чем утратить злую убойную силу.
Хакнули оба «шмеля», осколочные гранаты взорвались в гуще нападающих, но те, похоже, вообще не обращали никакого внимания на наш огонь. Они словно забыли, что такое смерть. Словно у всех разом отменили инстинкт самосохранения. Потрясая своими игрушечными копьецами, вопящая волна мохнатых, похожих на детские игрушки лемуров докатилась до самого рва Сколько их погибло на подступах – не взялся бы сказать никто. Но прорехи в их строю немедленно заполнялись, поток льющихся из-за окраинных домов Ингельсберга созданий не иссякал.
Этого не может быть, подумал я. Лемуры разумны и осторожны. Совсем недавно они сражались с нами совершенно по-другому. Стрелами и из засад. А теперь – они рвутся вперёд, словно очумевшие лемминги, собравшиеся топиться.
Никогда ещё ни я, ни остальные ребята, ни даже, полагаю, господин лейтенант не видели ничего подобного. Тут, наверное, были миллионы лемуров. Никакие леса, никакие мелкие делянки не смогли бы прокормить такую ораву. Из какого же инкубатора они выскочили? И кто, если можно так выразиться, «разморозил» их?..