Черепаха без панциря
Шрифт:
"Какой здесь простор! Как красиво! - Казик гордился, что стал здешним жителем. Он шел к автобусной остановке, а сам все время озирался, придирчиво сравнивал другие дома со своим. - Такого тут пока еще нет! Разве что только вот этот будет вровень с нашим", - приглядывался он к фундаменту, мимо которого шел.
Будущие размеры новостройки он определил по высоченным башенным кранам, что передвигались по рельсам. Машины плавно поворачивали свои длиннющие стрелы, предупреждали сигналами строителей, подавая груз.
Казик сел в автобус и доехал до остановки "Северный",
Казик вздохнул: теперь он здесь только гость. Но ничего. Дружить с Венькой и Шуркой он будет по-прежнему.
Решил сначала зайти к Веньке. Толкнул плечом тоскливо заскрипевшие на петлях воротца, стукнула за спиной калитка, звякнула пружина.
Пройдя несколько шагов, Казик остановился: двери Венькиной половины дома были на замке. Он потоптался немного во дворе и снова вышел на улицу. Перебежал ее, свернул в переулок и вскоре оказался перед домом Протасевича. Поднялся на знакомое крыльцо, постучался.
Долго никто не откликался. Казик застучал громче.
– Да будет тебе дурачиться! - послышался за дверью голос Шуркиной мамы.
Казик вошел. Поздоровался. После дневного света не сразу разглядел тетю Броню, которая сидела на кровати, опершись плечами на подушки, с грелкой в руках. Увидев, что Казик один, тетя Броня нахмурилась:
– Я думала, это мой... Когда возвращается - обязательно какую-нибудь штуку выкинет. Взял дурную моду...
– Что, Шуры еще нет?
– Нету обормота. Где-нибудь баклуши бьет! - гневалась тетя Броня. - Это ж подумать только: из школы сегодня удрал, учебники бросил! - показала она на полевую сумку, висевшую на стене. - Недавно принесли. Дожил, окаянный! И где его нечистая сила носит?
– А кто приходил? Венька?
– Какой там Венька!.. Вместе они удрали. Устроили в школе бедлам... Девочка приходила, беленькая такая, деликатная.
– Василькова! - догадался Казик.
– Может, и она. А ты проходи, пожалуйста, проходи, - пригласила его Шуркина мама. И пожаловалась: - Что-то я совсем расхворалась сегодня. С утра ничего было. А потом так взяло, так печет в боку, что хоть ложись и помирай.
Казик видел, как кривились от боли губы тети Брони, как она все сильней прижимала к животу обернутую платком грелку.
Потом закрыла глаза, утихла.
– Может, вам чем-нибудь помочь? За лекарством сбегать, - с беспокойством спросил Казик и подошел ближе к кровати.
– Нет, детка, ничего мне не надо... Видно, съела что-то несвежее... Пройдет... А ты посиди немного со мной... Расскажи, как там у вас... Хороша ли квартира?
Только теперь Казик разглядел, какое побледневшее лицо у тети Брони. Щеки запали, явственней проступили морщинки.
Тетя Броня прилегла, поджала под себя ноги. Слабым голосом попросила накрыть ее. Казик стащил с Шуркиной кровати одеяло, укутал им больную. Он понимал: надо что-то делать, потому что Шуркиной маме становилось все хуже и хуже...
"Воды подать?.. Еще чем укрыть?.. Позвать кого-нибудь из соседей?.. проносились тревожные мысли. И вдруг пришло решение: - Что же это я медлю? Нужно за доктором!.. Как можно скорей!"
Он заторопился, решительно сказал:
– Я в "Скорую помощь" позвоню.
– А где Шура? Пусть бы сбегал.
– Я сейчас! Тетя Броня, слышите, я сейчас вернусь... Потерпите немножко... - И Казик пулей выскочил из комнаты.
На улице порыв ветра распахнул полы куртки Казика, надул словно парус за спиной. Казик, не останавливаясь, на бегу застегнулся, глубже натянул на лоб кепку. На углу приостановился, прикидывая, в какую сторону ближе к телефону-автомату: направо, в конец улицы, или налево, к железнодорожному переезду, откуда тоже можно позвонить. "К переезду ближе!" - И Казик припустил со всех ног.
Прохожие уступали дорогу. Удивленно смотрели мальчишке вслед. Казик ни на кого не обращал внимания, ничего не видел. Перед его глазами стояло искривленное страдальческой гримасой лицо Шуркиной мамы с капельками пота на лбу, бледное, с запекшимися, прикушенными губами. Слышался ее слабый голос: "...детка, ничего мне не надо". Какая-то неукротимая злость на Шурку распирала грудь.
Он не понимал, как это Шурка может где-то шляться в такую минуту, не быть рядом с матерью? Ведь в доме беда!.. Неужели он нисколько не жалеет мать? И что он там натворил в школе? "Эх, Шурка, Шурка, - укорял в мыслях друга Казик, - что ты скажешь брату, когда тот вернется с целины? Забыл, о чем обещал Миколе перед отъездом? А нам что говорил в классе? Снова подвел..."
Резкий сигнал автоматического шлагбаума неожиданно оборвал мысли Казика.
"Ду-ду-у! Ду-ду-у!" - угрожающе загудело где-то совсем рядом. Под черными козырьками, которыми были прикрыты красные фонари шлагбаума, вспыхивали поочередно два багряно-красных глаза, также предупреждали: "Осторожно, опасность!"
Полосатая стрела шлагбаума качнулась, поползла вниз. Вот-вот опустится, перекроет улицу. К переезду стремительно приближался поезд. Гремели колеса, вздрагивала под ногами земля.
"Успею!" - не останавливаясь, подумал Казик. Нырнул под стрелу шлагбаума и бросился на ту сторону переезда, где была будка телефона-автомата.
Глава шестая
МАША БУДЕТ БАБУШКОЙ
Утром Веньку разбудило радио. Передавали музыку из кинофильма "Дети капитана Гранта". Но любимая мелодия утратила для Веньки всю свою прежнюю прелесть, как только он вспомнил вчерашние нелепые приключения. Дотемна болтались они с Шуркой по городу после злосчастной драки в школе. Веньку не радовало ни ясное утро, ни ласковое солнце, что так приветливо заглядывало в окна, обещая погожий день. Что из того, что сегодня их отряд отправляется на Комсомольское озеро?! Ведь все равно Венька никуда не пойдет...