Черепаха без панциря
Шрифт:
Грохнул взрыв. С шипением, разбрасывая во все стороны огненные искры, пронеслась над головой ракета.
Шурка невольно пригнулся и зажмурил глаза. А когда поднял голову, увидел, как над ним, медленно опадая, кружится в воздухе разноцветное конфетти.
– Са-лют! Са-лют! - полнился ребячьим криком школьный двор.
Линейки как не бывало: ее ряды сразу дрогнули, рассыпались. Вместе со всеми, задрав голову, кричал и Шурка. А к нему уже бежала вожатая.
– Что ты натворил? - отчитывала Шурку Алиса Николаевна. - Ты же мог глаза себе выжечь. Пиротехник несчастный! Откуда у тебя
– Ракета, - тихо проговорил Шурка, потупившись.
И сколько у него потом ни допытывались - и вожатая, и Агей Михайлович, и даже директор школы, - он не выдал Веньку. Всю вину взял на себя, потому что догадался, где Старовойтенко взял ракету и что произойдет, если об этом узнают.
Дома ему еще досталось и от матери. Она долго ругала его, даже плакала, а потом сказала: "Ну что с тобой делать? Ничего путного из тебя не выйдет. Только мучаешь всех!"
Шурка переживал, но молчал. Так вот и получилось, что виноватым оказался он. О Веньке никто не вспоминал, никто не допекал его, никуда его не вызывали.
Назавтра Венька подстерег Шурку во дворе, отвел подальше от окон и, как всегда, нажимая на "р", сказал:
– Р-раззява, не мог удрать!
– Почему же ты не поджег?
– Я не мог... Смотри, никому ни слова, что эта ракета была моя. А то мне еще не так влетит. - И признался, что стащил ракету на метеостанции, где работал его отец.
С того времени между приятелями и возник холодок отчужденности.
Но сегодня Шурке было все равно. Обиженный на Казика, он даже обрадовался, что встретил Кривого Зуба. Сразу пошел навстречу, еще издалека протягивая руку.
Но Венька руки не подал, даже не соизволил из кармана вытащить. Это разозлило Шурку. Нарочно не выговаривая "р", он прогнусавил:
– Пливетик! На лаботу?
– За др-ровами, - не понял розыгрыша Венька. - А ты?
– Тоже в лес, за колышками.
– А Казик где?
– Остался топор точить.
– Пойдем вдвоем?
– Пошли.
Шурка вновь обратил внимание на какую-то неестественную улыбку Веньки. Подумал, уж не смеется ли он над его спортивными шароварами? Сегодня он их впервые надел в школу. Шаровары и впрямь были необычные - ярко-желтые, широченные. Мама купила их когда-то для Миколы в магазине уцененных товаров. Но Микола их так ни разу и не надевал.
Ребята шли посреди тротуара, нисколько не заботясь о том, чтобы кому-либо уступить дорогу. Венька, невысокий, какой-то нескладный, в форменной ученической фуражке, привезенной ему бабушкой из Москвы, семенил мелкими шажками, стараясь не отставать от длинноногого Шурки. Он болтал без умолку. О том, как они вчера играли в прятки, как потом, когда стемнело, пытались отрясти яблоню у Жминды.
– Ну и как? - спросил Шурка.
– Овчарку, гады, с цепи спустили! Едва не покусала.
– Жаль!
– Что жаль? - даже приостановился Венька.
– Что не отрясли. А Казика с вами не было?
– Нет, его вчера запрягли в работу: весь вечер воду таскал.
Венькины губы улыбка снова растянула до ушей. В зеленевато-серых глазах прыгали веселые чертики. Его прямо распирало от хорошего настроения, от того, что пока припрятано от приятеля.
– Ты что, съел кого-нибудь? - не выдержал Шурка.
– Ты про что?
– Да про то самое: чего ты весь цветешь, как майская роза?
– Гы-гы-гы! - громко захохотал Венька. Потом взглянул на Шурку сбоку и признался: - Погляди, какой подарочек!
Он остановился и осторожно вытащил из кармана зажатого в кулаке воробья.
– Зачем он тебе? - удивился Шурка.
Птаха, пытаясь вырваться, жалобно пискнула. Венька оглянулся и быстренько сунул воробья в карман, прошипев пленнику:
– Тс-с, дорогуша... Свободу надо заслужить! Потерпи чуток, и небо снова будет твое.
– Куда ты его?
– Молчи! - многозначительно подмигнул Венька. - Небольшой опыт поставим. Пусть подучится грамоте.
– Чего ты выдумываешь?
– Сам увидишь... Вот смеху-то будет!
– У нас же математика первый! Агей Михайлович!
– А в седьмом "Б"? Для них подарочек. Пусть попрыгают, задаваки.
"Вон оно что!" - сразу сообразил Шурка и даже позавидовал выдумке приятеля.
Шурка и сам недолюбливал соседей. И не без оснований. Шурка хорошо помнил тот последний совет дружины, на котором подводились итоги пионерского соревнования за год. Толпясь в коридоре, ждал результатов не только их класс. На двери пионерской комнаты нетерпеливо поглядывали и соседи, ученики шестого "Б". Они были уверены, что первенство будет за ними. Горячо доказывали свое преимущество, ссылались главным образом на учебу, на то, что первыми в школе взялись за создание ленинского музея.
– А кто больше всех собрал металлолома? - не сдавался Казик, выкладывая козырь своего отряда.
– Вы.
– А кто получил галстук от пионеров острова Свободы?
– Мы! - дружно подхватили ребята из шестого "А".
– А кто пригласил на свой сбор героя революции?..
– Вы!.. Мы!.. Мы!.. Вы!.. - гудели в коридоре голоса учеников.
За дверями пионерской комнаты была тишина. Но постепенно и там назревал спор.
Венька, которого пригласили на совет дружины как вожака по сбору металлического лома на пионерский трактор и как командира "Красных следопытов" класса, сидел рядом с Алисой Николаевной. Он важно откинулся на спинку стула и с затаенным волнением следил за Машей Васильковой, которую они в нынешнем году избрали председателем совета отряда. Ему приятно было услышать похвалу в свой адрес от вожатой. Пусть знает об этом и Маша. Вот только почему в ее синих глазах насмешка?
Старовойтенко знал, что за дверями пионерской комнаты его с нетерпением ждут Казик, друзья. Изредка кто-нибудь из них осторожно заглядывал в комнату:
– Ну, как? Что слышно?
Венька только улыбался в ответ: "Не волнуйтесь, ребята, пор-рядок! Все идет как полагается".
Но неожиданно слово взяла Алиса Николаевна и все переиначила.
– Почему вы не говорите о главном? - спрашивала вожатая. - Об учебе. Какое почетное звание носит шестой "А"? Сами знаете: "Отряд-спутник пятилетки". А как вы окончили учебный год? Не вытянули Шуру Протасевича. Остался с работой на осень. От вас мы ждали лучшего.