Через костры и пытки
Шрифт:
Здесь, в горных деревушках, он находил удовлетворение в том, что мог хотя бы говорить то, что думает, не опасаясь доносов и преследований. Парацельс мог откровенно высказывать свои взгляды, в беседах с крестьянами утверждать, что «католическая церковь грабит народ, используя его даяния на роскошь и пышность, а бедные не получают тех даяний, которыми церковь должна была бы их поить и кормить».
Он осуждал и протестантские церкви, которые, выступив против католицизма, не пошли дальше громогласных деклараций о христианском братстве и равенстве. Протестанты не сделали ничего для облегчения жизни простых людей. Изменились лишь формы духовного закрепощения
Парацельс отвлекся от своих мыслей. Прямо перед ним, в каких-нибудь пятистах шагах, неожиданно показались черепичные крыши Ганса. Он спустился по узкой тропинке и сразу же оказался на центральной улице городка. Без труда нашел постоялый двор и забарабанил кулаком в ворота. Прошло минут пять, пока в крохотное окошко выглянула голова хозяина, молча оглядевшего путника. Путник был без коня, а это уже говорило о том, что он беден. Был он в повидавшем виды дорожном костюме, в сапогах со шпорами, с мечом, подвешенным к поясу, и мешком за плечами. Хозяин отворил дверцу в воротах и пропустил пришельца, кивнув головой на лестницу, ведущую к другой двери.
Парацельс поднялся по лестнице, толкнул дверь и очутился в жарко натопленной комнате. В ней было немного людей, всего человек десять. Все уставились на вновь прибывшего постояльца. Тот прошел за длинный, протянувшийся почти через всю комнату стол, сбросил с плеч мешок и, отстегнув меч, тяжело опустился на скамью.
Только сейчас он почувствовал, как устал. Он закрыл глаза, не обращая внимания на шум, на пьяный спор, разгоревшийся в углу комнаты, на причитания какой-то женщины, оплакивавшей недавно умершего сына. Никто более не обращал внимания и на него. Он на какое-то время забылся, отключившись от всего, что его окружало.
Парацельс открыл глаза, когда в комнату уже вошли вечерние сумерки. Слуга зажигал свечи, потом начал застилать стол грубыми, как парусина, скатертями, раскладывать деревянные тарелки и деревянные ложки. Наступило время ужина.
Короткий отдых снял усталость. Парацельс вновь почувствовал себя сильным, готовым хоть сейчас пуститься в дальнейший путь. Он с аппетитом опустошил тарелку похлебки, с удовольствием выпил стакан кислого вина. Мрачные мысли рассеялись.
Нет, жизнь не так безрадостна, как кажется, когда ты устал, когда последние силы оставляют тебя.
Он вытащил из мешка длинные полосы бумаги, попросил слугу принести перо и чернила.
Парацельс писал, быстро испещряя неровными строчками лист бумаги. Он работал над новым сочинением «Большая хирургия», которое, надеялся, все-таки когда-нибудь увидит свет.
Несколько эпизодов из жизни Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, именовавшегося Парацельсом. Но в этих эпизодах, как в фокусе, вся его жизнь, жизнь вечного скитальца и изгнанника. Таким он остался до конца своих дней, ибо так и не нашлось ему места в мире несправедливом и несовершенном, против которого он восставал всем своим существом.
Недолго он пробыл в Аппенцелле, еще меньше — в Инсбруке. Он направился в этот город, надеясь заняться наконец постоянной врачебной практикой, по которой изрядно истосковался. Но бургомистр не поверил, что появившийся в Инсбруке человек в оборванном платье и с грубыми, как у простого мужика, руками — врач. Он велел самозванцу покинуть город.
Парацельса не раз изгоняли бургомистры. К этому ему было не привыкать. Но, оказавшись на сей раз за городскими воротами,
Чума… Это слово в те времена произносилось с ужасом. Страшная болезнь налетала внезапно, распространяясь с огромной скоростью и унося в могилу сотни тысяч, миллионы человеческих жизней. Ее называли «черной смертью». Она действительно сеяла смерть повсюду, где появлялась. Только в XV столетии в Европе эпидемия чумы принесла гибель 25 миллионам человек, то есть почти четвертой части всего тогдашнего европейского населения. От чумы бежали, и даже сам Гален, заслышав в свое время об эпидемии чумы в Риме, поспешно покинул вечный город, сложив оружие перед страшной болезнью. Он признал свое бессилие, ибо ничем не мог помочь несчастным, ставшим ее жертвами.
Чума… Немецкий историк так описывал эпидемию этой болезни в средневековье: «Забравшись в грязный, тесный средневековый город, „черная смерть“ уже не уходила оттуда, не уничтоживши почти все население. Чума так и косила народ, потому что ее поддерживали все условия тогдашней жизни: душные дома, грязные улицы, колдуны и калеки, грязная одежда, недостаточный уход за телом, всевозможные нечистоплотные привычки… Чумные эпидемии уносили людей миллионами; сплошь и рядом в одну эпидемию вымирала треть, половина, даже две трети населения той или иной области. Население темных, душных городов прямо-таки выдавалось этому ужасному врагу со связанными руками и ногами. На перекрестках улиц горели огромные костры: этим думали очистить воздух. Улицы пустели, и когда на них встречались два человека, то каждый прикрывал лицо платком и с отвращением дул перед собой, чтобы не заразиться дыханием встречного. На всех дверях были намалеваны красные кресты с надписью: „Смилуйся над нами, господи!“ В воздухе беспрерывно стоял колокольный звон по покойникам, и голоса отпевающих попов мрачно звучали в пустых церквах. Из домов неслись стоны умирающих и горестные крики их близких. По улицам тарахтели телеги, нагруженные трупами. Время от времени они останавливались, и возница оглашал улицу дребезжащим звоном колокольчика и криком: „Выносите своих покойников!“… Продолжительные, повторяющиеся страдания от чумы делали людей бесчувственными…».
Да, Гален бежал из Рима во время чумы, а Парацельс направлялся туда, где свирепствовала чума.
О Галене вспоминал Парацельс, направляясь в Штерцинг. Что могут противопоставить этой болезни врачи, не знающие ничего, кроме авторитета Галена, который сам спасовал перед чумой? А он, Парацельс, может. Он испробует свои секретные лекарства, а если они не помогут, будет искать новые, чтобы одолеть эту неодолимую пока болезнь.
Парацельс, обходя дома больных, приготовляя свои снадобья, настойчиво пытался понять, в чем причины этого страшного заболевания, как можно предотвратить эпидемии, какими средствами следует лечить больных.
Он постоянно рисковал жизнью. Проще простого в ту пору было заразиться чумой и пополнить ряды обреченных на смерть. Но это не останавливало его. В поединке с болезнью он входил в азарт игрока, которому надо во что бы то ни стало выиграть партию. Опасность только подогревала его азарт.
Но когда эпидемия кончилась, Парацельс оказался не нужен и в Штерцинге. Он вынужден был покинуть город и вновь бродить по дорогам, ища пристанища. Быть может, в каком-нибудь из городов власти все-таки удостоят его вниманием, ведь имя его было широко известно в Европе.