Через костры и пытки
Шрифт:
Просил Улугбек за других. За тех, кто верой и правдой служил ему долгие годы. Новый правитель обещал даровать им прощение.
Без колебаний Улугбек подписал свое отречение в пользу сына, мирзы Абдал-Лятифа.
Когда Улугбек покинул покои нового правителя, тот распорядился созвать священный Совет. Муллы, собравшиеся в дворцовой мечети, почтительно приветствовали Абдал-Лятифа. Они были явно довольны тем, что состоялась смена власти. Надеялись, что новый правитель будет по-иному относиться к служителям аллаха, прислушиваться к их слову. Пожалуй, не было ни одного муллы, который бы не таил зла на Улугбека. Ведь он совершенно не считался с ними. И все одобрили решение мирзы Улугбека передать власть сыну,
Совет рекомендовал Улугбеку отправиться в путь одному, дабы иметь возможность сосредоточенно думать о милостивом Аллахе, повторять по дороге священные суры Корана. И даже день отъезда был определен муллами. Об этом возвещали в мечетях муллы, вознося хвалу мудрому и справедливому правителю Абдал-Лятифу.
Никто не знал другого, что в то самое время, когда правоверные прославляли нового правителя, его доброту и сыновнюю почтительность к поверженному повелителю Мавераннахра, он с глазу на глаз вел в своих покоях разговор с чернобородым человеком по имени Аббас. Абдал-Лятиф отыскал его, сына некогда казненного Улугбеком главаря заговорщиков из рода юулдузов, напомнил о законе шариата, требующем отмщения за убитого родственника, и благословил его на расправу с Улугбеком. Он боялся отца, боялся, что тот попытается отнять у него власть, которую наконец-то добыл Абдал-Лятиф. Он вложил саблю в руки убийцы.
Этого не знал никто из верующих мусульман, кроме имамов.
За ними было последнее слово. И они сказали его, вынеся Улугбеку свой приговор.
Улугбек покинул Самарканд под вечер, когда первые звезды едва начали проглядываться в потемневшем небе.
Он ехал на черном коне в сопровождении нескольких глухонемых слуг и задумчиво смотрел вдаль. Отъехав немного от городских ворот, он оглянулся, бросил взгляд на город, в котором прошла его жизнь, словно прощаясь с ним, и натянул поводья.
Днем он успел побывать в обсерватории, обнять верного Али-Кушчи, поручив ему любой ценой сберечь драгоценную книгу, над которой трудился долгие годы.
Тот сумел сохранить рукопись, тайком выбраться из Самарканда, добраться до Константинополя, где завершил работу над таблицами и напечатал их. Труд Улугбека увидел свет, стал служить людям.
Но все это будет позднее. А пока Улугбек держит путь в Мекку, чтобы замолить грехи, как и положено правоверному мусульманину. Он не торопится, хотя вечерняя мгла стремительно обволакивает землю. Может быть, чуяло недоброе его сердце?
Единственный из его спутников, который мог говорить и слышать, Хаджи Мухаммед-Хосрау, тоже отправившийся в паломничество в Мекку, пытался завести с ним разговор, но Улугбек отмалчивался, не расположенный к беседам.
Час-другой пути… Неожиданно во тьме проступают силуэты каких-то строений. Здесь можно сделать остановку, заночевать, дать отдых лошадям, чтобы с восходом солнца отправиться дальше. И вот уже какие-то люди с фонарями помогают слезть с лошади, приглашают в дом.
Гость именитый, видно сразу, и ему оказывают знаки внимания.
Улугбек направляется к дому, но в это время совсем близко раздается топот копыт. Он остановился, настороженно оглянулся. Несколько всадников спешились, бросив коней на попечение одного, чей темный силуэт обозначился в нескольких десятках шагов в слабом свете застывшего в небе полумесяца. Они шли к Улугбеку. А он стоял и ждал их, словно бы все понимал и знал заранее.
Они подошли совсем близко. В отблеске фонарей, раскачивающихся в руках встретивших Улугбека людей, он увидел лицо предводителя и узнал его. Это был Аббас. И ему, умудренному жизненным опытом, сразу стало ясно, что выбор тех, кто хотел свести с ним счеты, остановился на человеке, отца которого он повелел предать казни за его злодеяния. Ну конечно, вспомнилась та сура Корана, в которой говорилось о мести за убитых родственников. А ведь самому Аббасу он даровал жизнь, пожалел молодость. Мог ли он знать, что именно от руки Аббаса ему доведется принять смерть?
Они налетели на него, смяли, связали, куда-то потащили. Аббас оттолкнул своих спутников. Он хотел сам расправиться с Улугбеком. Он имел на это особое право — право мести. Он вытащил из ножен кривую саблю, помахал ею в воздухе. Он куражился перед своей жертвой. Что мог сделать Улугбек со связанными руками!
Всю свою силу вложил Аббас в удар, оборвавший жизнь мирзы Улугбека…
Пройдет время, совсем немного, менее года, и Абдал-Лятиф, сын Улугбека и его убийца, погибнет от меткой стрелы, выпущенной одним из нукеров его отца, отомстившего за смерть своего господина. Предание гласит, что чья-то стрела сразила и того, кто, выполняя волю отцеубийцы, лишил жизни Улугбека, — Аббаса из рода юулдузов. А великий поэт Востока Алишер Навои напишет следующие строки: «Султан Улугбек, потомок хана Тимура, был царем, подобного которому мир еще не знал. Все его сородичи ушли в небытие. Кто о них вспоминает в наше время? Но он, Улугбек, протянул руку наукам и добился многого. Перед его глазами небо стало близким и опустилось ниже. До конца света люди всех времен будут списывать законы и правила с его законов».
Навои не был пророком. Но он был поэтом и мудрецом, хорошо понимавшим, в чем истинное величие человека. В том, что тот оставляет потомкам, грядущим поколениям. Ценность наследия Улугбека не измерить золотом и драгоценностями. Оно принадлежит вечности, как и его имя. Не правителя Мавераннахра, а великого астронома и мыслителя.
Последний путь Мигеля Сервета
Время действия — XVI век.
Место действия — Женева (Швейцария).
Всю ночь, не переставая, лил дождь. Над Женевой плыли черные тучи, и казалось, не будет им конца.
Но когда наступило утро, небо очистилось от туч, над городом поднялось солнце, и косые его лучи осветили вытянувшиеся вверх здания соборов, мощенные булыжником улицы, ворвались в окна домов, пробуждая людей от сна.
В это раннее октябрьское утро 1553 года на улицах Женевы, ведущих от городской тюрьмы к холму Шампель, лобному месту, где казнили государственных преступников, начали собираться горожане. Стоя на тротуарах, они обсуждали предстоящее событие: сожжение еретика, посмевшего посягнуть на святое учение.
Накануне вечером кальвинистские пасторы обходили дома, призывая христиан присутствовать при казни богоотступника. Таково было желание самого Кальвина. Все должны были видеть, какая кара падет на голову каждого, кто посягнет на святыни христианства. И женевцы, не смевшие ослушаться Кальвина, заполняли улицы в ожидании предстоящего зрелища.
Ждать пришлось долго. Только около полудня отворились массивные ворота тюрьмы и в окружении алебардщиков вышел изможденный, закованный в цепи человек в изодранной рубахе. Он с трудом поднял руку, прикрывая ладонью глаза, много дней не видевшие дневного света, жадно вдохнул воздух и покачнулся, опьяненный его свежестью.