Через мой труп
Шрифт:
– Вздор, не верю, – наконец выпалил Вульф. – Моя дочь исчезла. У меня нет дочери.
– Вы не видели ее с тех пор, как ей исполнилось три года. Верно?
– Верно.
– А стоило бы. Ну да ладно, теперь вы ее увидите. Она очень хорошенькая, – Карла открыла сумочку и порылась в ней. – Я подозревала, что вы мне не поверите, а потому взяла с собой один документ. Мне его дала Нийя. – Она протянула ему какую-то бумагу. – Вы сами вписали сюда свое имя…
Она продолжала что-то говорить, пока Вульф хмуро изучал бумагу, держа под углом к окну, чтобы лучше падал свет. Медленно и внимательно он прочитал документ – и сжал челюсти. Не спуская с него глаз, я слушал, что говорит мисс Лофхен. Сначала одна бумага, запрятанная в книгу, а теперь еще и эта – похоже, мы сильно увязнем в делах черногорских барышень.
Вульф дочитал бумагу до конца,
– Нет-нет, отдайте документ мне. Я должна вернуть его Нийе. Или вы отнесете его сами?
Вульф посмотрел на нее и хрюкнул:
– Я ничего не могу сказать об этом документе. Он в полном порядке, и там стоит моя подпись. До тех пор, пока жива та девушка, о которой говорится в документе, он по праву принадлежит ей. Но откуда я знаю – может, документ украден?
– Зачем? – Карла пожала плечами. – Ваши подозрения переходят все разумные границы. Документ украли, провезли через океан сюда – и зачем? Чтобы здесь, в Америке, как-то надавить на вас? Помилуйте, вы, конечно, личность известная, но не настолько. Нет, документ вовсе не был украден. Меня послала к вам та самая девушка, о которой говорится в документе, с тем чтобы я его вам предъявила и рассказала, в чем дело. Поймите же, она попала в беду! – Карла сверкнула глазами на Вульфа. – Неужели у вас каменное сердце? Или вы не понимаете, что впервые увидите свою взрослую дочь уже только в тюрьме?
– Не знаю. По-моему, сердце у меня не каменное. Но я и не простофиля. Когда много лет назад я вернулся в Югославию, чтобы найти ту девочку, я ведь так и не смог ее разыскать. Так что я ее совсем не знаю.
– Но зато ваша Америка ее отлично узнает! Дочь Ниро Вульфа – в тюрьме за воровство! Но только она не воровка! Она ничего не украла! – Карла вскочила и, оперевшись на стол обеими руками, наклонилась к Вульфу. – Фу! – Она снова бросилась в кресло и опять сверкнула глазами – на этот раз в мою сторону, видно, чтобы я усвоил, что никаких исключений нет и не будет. Я подмигнул ей. Наверно, это было нарушением этикета, если принять гипотезу о княгине, для которой я в таком случае считался холопом.
Вульф глубоко и медленно вздохнул. Повисла тишина – я слышал даже их дыхание. Наконец он пробормотал:
– Это просто нелепо. Абсурд. Чушь. Может, вы и научились каким-то трюкам, только в жизни есть фокусы почище. Я засадил за решетку многих, и немало кого уберег от нее. И вот извольте! Арчи, возьми блокнот. Мисс Лофхен, пожалуйста, расскажите мистеру Гудвину подробнее о той беде, в которую попала ваша подруга. – С этими словами Вульф откинулся в кресле и закрыл глаза.
Она принялась рассказывать, а я записывал. Дело было темное, и мы могли здорово погореть на доверии к чьей-то там дочери. Обе девушки – преподаватели в школе-студии танцев и фехтования Николы Милтана, расположенной на Восточной Сорок восьмой улице. Клиентура школы была исключительно привилегированная, и цены за уроки – соответственные. На работу девушек устроил Дональд Барретт – сын Джона П. Барретта из банкирской фирмы «Барретт и Дерюсси». Уроки танцев проводились в отдельных комнатах. Фехтовальные залы находились этажом выше; их было три – один большой и два поменьше. При них были также две раздевалки – мужская и женская – с запирающимися шкафчиками, где клиенты переодевались в фехтовальные костюмы. В школе брал уроки фехтования некто Нэт Дрисколл – Карла произнесла его имя как «Наот», – богатый толстяк средних лет или немного старше. Вчера днем он заявил Николе Милтану, что после урока фехтования, который ему давала Карла Лофхен, он увидел в мужской раздевалке около раскрытого шкафчика другую преподавательницу фехтования, Нийю Тормик, когда она вешала на место его, Дрисколла, пиджак; по его словам, Нийя закрыла после этого дверцу шкафчика и вышла из раздевалки через дверь, ведущую в коридор. Он поспешил проверить свой шкафчик и убедился, что золотой портсигар и бумажник на месте, в целости и сохранности, в тех же карманах, в которых он их оставил, и только одевшись, он вспомнил о бриллиантах, которые тоже лежали в кармане в коробочке из-под пилюль. Коробочка исчезла. Он тщательно обыскал все карманы, но бриллиантов не было. Он потребовал, чтобы ему немедленно вернули исчезнувшие бриллианты.
Мисс Тормик, которую вызвал Никола Милтан, твердила, что знать ничего не знает ни о каких бриллиантах, и начисто отрицала, что вообще открывала шкафчик мистера Дрисколла и хоть пальцем прикасалась к его
Нийю обыскали – это проделала Жанна Милтан, супруга Николы Милтана. К этому времени Милтан допросил всех, кто находился на другом этаже – как служащих, так и клиентов, – и пропажу разыскивали повсюду. Дрисколл утверждал, что Нийя Тормик стояла боком к нему, когда она увидел ее возле своего шкафчика, и что на ней был фехтовальный костюм. Обе девушки – и Нийя, и Карла – настояли на том, чтобы их снова обыскали, прежде чем они отправятся домой. Милтан чуть не обезумел от угрозы такого удара по репутации своего заведения, а потому отчаянно сопротивлялся требованию Дрисколла вызвать полицию и преуспел в этом. Сегодня утром он два часа чуть не на коленях умолял Нийю сознаться, где бриллианты, что она с ними сделала, кому передала и кто ее сообщник, но ответом ему было лишь надменное презрение, чего единственно и заслуживали его гнусные предположения. В отчаянной попытке выпутаться, не прибегая к помощи полиции и без огласки, Милтан назначил сегодня на пять часов в своем кабинете встречу всем, кто находился вчера в его школе. В присутствии Нийи он сказал своей жене, что намерен обратиться за помощью к Ниро Вульфу, Нийя же, зная, что Ниро Вульф – ее отец, тут же решила, что прославленный сыщик должен выступить в ее интересах. Но Нийя по вполне понятным причинам вовсе не собиралась раскрывать отцу свое происхождение, поэтому наказала Карле, которая сразу же отправилась к Вульфу, ничего ему не разглашать.
Вот все, что мы узнали. Мисс Лофхен, взглянув на свои часики и отметив, что уже без пяти четыре, потребовала, чтобы Вульф как можно скорее отправился вместе с ней.
Не шевельнув даже пальцем, Вульф пробурчал:
– Почему же мистер Дрисколл не поймал мисс Тормик с поличным, когда увидел свой пиджак у нее в руках?
– Он был голый. Он шел из душа.
– Что же, он такой толстый, что предпочитает лишиться бриллиантов, лишь бы не попасться кому-то на глаза нагишом?
– По его словам, он очень скромный. Он сказал, что буквально онемел от удивления, а Нийя действовала быстро и почти сразу вышла из раздевалки. К тому же бумажник и портсигар оказались на месте, а о бриллиантах он поначалу забыл и вспомнил, только когда оделся. А вообще-то он, разумеется, с вами по габаритам не сравнится.
– Да уж конечно. У шкафчиков ключи есть?
– Да, но обращаются с ними донельзя халатно. Ключи вечно валяются где попало. Очень неприятно.
– Вы утверждаете, что мисс Тормик не брала бриллиантов?
– Конечно, нет. Она их никогда не взяла бы.
– Может, она взяла что-то другое из карманов мистера Дрисколла? Что-нибудь, о чем он и думать забыл. Письма, документы, да хотя бы просто леденцы?
– Нет. Она ничего не брала.
– Но в раздевалку она входила?
– Зачем?
– Я не знаю. Так входила или нет?
– Нет.
– Просто фантастика. – Казалось, Вульф вот-вот откроет глаза. – Вы давно знаете, что мисс Тормик – моя дочь?
– Я всегда это знала. Мы с ней… подруги, и очень близкие. Я знала о вас… о вашем… я знала ваше имя.
– Скорее, вы знали о моей прискорбной политической бескомпромиссности. – Неожиданно Вульф заговорил беспощадно и жестко: – Ха! Романтические девушки, которых так и распирает от рвения к подвигам в духе прошлых веков! Ну-ну! Что же, предателям еще перепадают крошки со стола Доневичей?
– Мы… – Ее подбородок дернулся, а в глазах полыхнуло пламя. – На их стороне честь и право! И они добьются признания!
– В один прекрасный день они добьются некролога. Глупцы, слепые эгоисты! Вы тоже из Доневичей?
– Нет. – Ее грудь бурно вздымалась, но, может, только из-за праведного гнева.
– Тогда как вас зовут?
– Карла Лофхен.
– А на вашей родине?
– Я сейчас не у себя на родине. – Она нетерпеливо отмахнулась. – Что все это значит? С какой стати вы выпытываете про меня? Я же говорю о Нийе, вы что, не понимаете? О вашей дочери! Неужели вам до такой степени все равно, что вы можете вот так сидеть и насмехаться? Я же говорю вам, надо скорее что-то делать, иначе ею займется полиция!