Через океан
Шрифт:
Вдруг он прислушался.
Смутный и отдаленный шум, как бы от ударов молотка медника по железу, казалось, доносился из глубины моря, передаваясь по трубе!
Старый помощник смотрителя жадно прислушивался, прижавшись щекой к самой стенке трубы. На этот раз он не мог больше сомневаться.
Действительно, он слышал удары, вроде ритмических, методичных сигналов, которые могла произвести лишь человеческая рука.
Неужели возможно, что Раймунд тут, почти у конца трансатлантического путешествия, остановленный на своем пути какой-то неизвестной
Да, это было единственное правдоподобное объяснение такого необычайного случая. Мигом Бенуа понял всю важность этого.
Он поспешил позвать на помощь, и вскоре один инженер и двое рабочих очутились около него на железных мостках. Они также отчетливо слышали удары и были того же мнения, что эти удары могли быть только сигналами запоздавшего путешественника. Но такое объяснение нисколько не облегчало его положения, а помощь, по всей вероятности, была крайне необходима.
Удары уже прекратились!.. Быть может, Раймунд Фрезоль задыхался в это мгновение?.. Четверо бледных и перепуганных мужчин без слов смотрели друг на друга, представляя себе, каждый по-своему, драму, происходившую в подводном гробу…
Вдруг Морица Бенуа охватил порыв человеколюбия.
— Никто не скажет, что я дал ему погибнуть, не попытавшись вытащить его оттуда! — закричал он, снимая свой жилет, — иду туда!..
И, не говоря ни слова, он спустился к трубе и пополз вдоль нее. Предприятие оказалось легче, чем он думал. Труба, в то время совершенно пустая, была насквозь пропитана нефтью и издавала не очень приятный аромат, но эта нефть облегчала путь для исследования, что являлось важным преимуществом.
Едва прополз он на четвереньках несколько метров, оставив позади себя дневной свет, как вдруг увидал впереди на довольно неопределенном, но, вероятно, незначительном расстоянии, какой-то свет, в происхождении которого нельзя было ошибиться: свет электрической лампы Раймунда, отражавшийся на стенках трубы через оба полупортика вагона.
Это было для Морица Бенуа сильным побуждением к тому, чтобы упорно продолжать свое отважное предприятие Через две минуты он коснулся вагона, и, ударив тотчас по его обшивке, радостно спросил: «Вы тут, господин Фрезоль? Мужайтесь! Помощь близка!»
Он не получил ожидаемого ответа, то есть, правильнее сказать, получил ответ от Кассулэ, который, услышав в своей тюрьме этот удар по железу и охваченный смутной надеждой, возобновил свои сигналы.
Мориц Бенуа был решительный и находчивый человек. Он не стал терять времени на рассуждения. Ухватив вагон винтовым ключом, оказавшимся у него под рукой, он стал поспешно пятиться к устью трубы, влача за собой аппарат. Покатость сифона, форма и относительная легкость железного футляра, стенки, смазанные нефтью, — все это облегчало
— Вот!.. Открывайте скорее вагон!
— Несчастный господин Фрезоль не отвечал мне! — сказал он, задыхаясь, весь перепачканный нефтью, с отчаянным запахом, но сияя от своего подвига. Инженеры и оба работника подтащили к себе цилиндрический ящик.
К их величайшему удивлению, за первым оказался другой вагон, настолько плотно въехавший в резервуары для сжатого воздуха первого, что он составлял с ним как бы целое; затем третий ящик, остановившийся таким же образом.
Можно было подумать, что это вагоны поезда-лилипута сошли с рельс и врезались один в другой.
Нельзя было терять ни минуты. Поспешили развинтить эти гробы. Сначала гроб Раймунда, который лежал на своем кожаном матраце бледный, с закрытыми глазами, но, к счастью, еще с признаками жизни. Затем гроб Кассулэ, который ни на минуту не ощущал недостатка воздуха и вырвался из своей тюрьмы, как птица из клетки… Наконец, гроб Ромпера, который одним прыжком бросился в нефтяное озеро и поплыл к берегу, с радостью чувствуя себя на свободе.
Между тем поднялись хлопоты вокруг Раймунда; его перенесли на набережную озера, делали искусственное дыхание, как утопленнику, растирали его. Эти усилия живо вернули его к жизни. Он испустил глубокий вздох, открыл глаза и осмотрелся.
Направо — красное кирпичное здание, паровой завод пневматических машин, квартиры инженеров и служащих; налево — озеро, шириной в два или три километра, окаймленное каменной набережной и огороженное кругом высоким деревянным забором. А дальше, наконец, знакомый профиль холмов…
«Val-Tre’gonnec!.. Яв Val-Tre'gonnec'e!» — сказал себе Раймунд и вдруг вспомнил все приключение, свое опоздание, свой неотложный приезд…
— Который час? — спросил он, приподнимаясь на локте.
— Двадцать минут одиннадцатого! — ответил инженер.
— А бракосочетание?.. Где?.. в котором часу?..
— В одиннадцать часов!.. в мэрии Бреста! Раймунд вскочил на ноги с почти нечеловеческим усилием.
— Мне надо туда сейчас же бежать! — сказал он. Инженер хотел его задержать, по крайней мере, заставить подкрепиться чем-нибудь.
— Этого будет достаточно! — ответил тот, поднося к своим губам фляжку водки, которая была у него в кармане.
— Мои бумаги и какой-нибудь экипаж, пожалуйста! — добавил он тоном, не позволявшим его более задерживать.
— Господин Куртисс оставил для вас карету! — объявил Мориц Бенуа. — Он хотел подождать вас лишних пять минут, но пробило десять часов и пора было ехать… ему пришлось отправиться с другими.
Бравый помощник говорил это совершенно просто, как будто бы ждать путешественника, едущего прямо из Америки в подводном поезде, в течение пяти-шести минут было самым обыденным делом. Что касается Раймунда, то он даже не заметил этой оригинальности.