Через пустыню

Май Карл Фридрих

— Ифра, почему ты не идешь к нам? — спросил я его.

— Я не могу есть, эмир, — ответил он.

— Чего тебе не хватает?

— Утешения, господин. До сих пор я ездил на осле, бил и оскорблял его, почти не чистил, не мыл, часто даже оставлял голодным, и вот я слышу, что это животное — отец моего отца. Он стоит на дворе, и камень все еще висит у него на хвосте!

Ротного писаря нужно было пожалеть. Во мне заговорила совесть. Ситуация была такой глупой, что я не мог удержаться и громко рассмеялся.

— Ты смеешься! — упрекнул меня писарь. — Если бы твой осел был

отцом твоего отца, ты бы заплакал. Я должен был довезти тебя до Амадии, но я не могу этого сделать, так как я больше никогда не оседлаю дух моего дедушки!

— Тебе не надо так поступать, тем более что это просто невозможно, потому что никто не может оседлать духа.

— На чем же мне тогда ездить?

— На своем осле.

Он сконфуженно поглядел на меня.

— Но ведь мой осел — дух. Ты же сам это сказал.

— Я просто пошутил.

— О, ты говоришь это лишь для того, чтобы успокоить меня!

— Нет, я говорю это, потому что мне жаль, что ты так близко к сердцу принял мою шутку.

— Эфенди, ты действительно хочешь только утешить меня! Почему осел так часто уносил меня? Почему он столько раз сбрасывал меня? Потому что знал: он вовсе не осел, а я — сын его сына. И почему камень сразу же помог, словно я сделал именно то, что тебе приказала ослиная душа?

— Ничего она мне не приказывала, а отчего помогло мое средство, я тебе скажу. Разве ты никогда не замечал, что петух закрывает глаза, когда кукарекает?

— Я видел это.

— Если с помощью какого-либо устройства силой удерживать его глаза открытыми, он никогда не запоет. Замечал ли ты, что твой осел всегда поднимает хвост, когда захочет закричать?

— Да, эфенди, он в самом деле так поступает.

— Так позаботься же о том, чтобы он не мог поднять хвост. Тогда он перестанет кричать!

— Значит, отец моего отца на самом деле не заколдован?

— Нет, я же тебе сказал!

— Хамдульиллах! Тысяча благодарностей Аллаху!

Он выбежал из дома, отвязал камень от ослиного хвоста, а потом поспешно вернулся, чтобы еще поучаствовать в трапезе. Тот факт, что подчиненному разрешается сидеть за одним столом с беем, еще раз показал мне, сколь патриархальна жизнь езидов.

Глава 12

ВЕЛИКИЙ ПРАЗДНИК

Через час, поутру, я поехал прогуляться со своим переводчиком. Мохаммед Эмин решил остаться дома. Он не хотел показываться на людях слишком часто.

— Знаешь ли ты долину Идиз? — спросил я спутника.

— Да.

— Далеко ли до нее?

— Два часа езды.

— Я хотел бы ее посмотреть. Хочешь проводить меня туда?

— Как прикажешь, господин.

Мы выехали по дороге из Баадри. Хотя вряд ли можно было называть дорогой торную тропу, которая круто шла в гору, а потом столь же круто устремлялась вниз, но мой вороной держался храбро. Верхушки склонов сначала покрывал кустарник, постепенно его сменил густой темный лес, под лиственными и хвойными кронами которого мы и поехали. Наконец тропа стала такой опасной, что мы спешились и вынуждены были вести лошадей в поводу. Надо было тщательно осматривать каждое место, прежде чем поставить ногу.

Лошадь толмача была привычной к такой местности. Она ступала очень уверенно, используя свой прежний опыт, отличая опасные места от безопасных. Однако у моего вороного был счастливый инстинкт. Конь к тому же был очень осторожным, и я пришел к убеждению, что он после небольшой практики станет хорошим горцем. По меньшей мере, он уже сейчас нисколько не утомился, тогда как у его собрата проступил пот, и тот даже начал задыхаться.

Два часа почти истекли, когда мы попали в ковш, за которым скалы чуть ли не вертикально уходили вниз.

— Вот и долина, — сказал мой проводник.

— Мы сможем спуститься?

— Есть только один путь вниз, и он ведет сюда от Шейх-Ади.

— Им часто пользуются?

— Нет. Он вообще неразличим на местности. Поехали!

Я последовал за ним вдоль кустарниковых зарослей, покрывавших бровку склона, так что одинокий чужестранец не заметил бы тропы. Через какое-то время проводник опять спешился. Он указал вправо.

— Вот здесь можно через лес проехать к Шейх-Ади, но дорогу сумеют найти только езиды. А слева — спуск в долину.

Он раздвинул кусты, и я увидел перед собой обширную котловину, склоны которой круто уходили вверх, а для спуска и подъема оставляли только то место, где находились мы. Держа лошадей в поводу, мы стали спускаться. Добравшись донизу, я смог осмотреть долину во всей ее широте. Она оказалась довольно большой и могла стать убежищем для многих тысяч людей, а многочисленные проплешины на высотах, как и другие признаки, позволяли предполагать, что в недалеком прошлом она уже была обитаемой. Дно долины поросло густой травой, что позволяло надежно спрятать скот, а несколько выкопанных в грунте ям могли дать достаточно питьевой воды очень многим жаждущим.

Мы пустили лошадей попастись, а сами легли в траву. Вскоре я начал разговор, заметив:

— Природа хорошо позаботилась об убежище для людей.

— Оно уже использовалось как укрытие, эфенди. Во время недавних преследований езидов здесь жили в безопасности более тысячи человек. Поэтому ни один сторонник нашей веры не выдаст это место. Ведь оно может понадобиться вновь.

— Кажется, теперь такое время настало.

— Я знаю. Но в этот раз речь идет не о религиозных преследованиях, а о том, чтобы нас ограбить. Губернатор шлет против нас пятнадцать сотен человек, которые должны напасть неожиданно. Но он ошибется. Мы уже много лет не отмечали праздник, поэтому на торжества приедет всякий, кто только сможет, так что мы в силах противопоставить туркам несколько тысяч готовых к бою мужчин.

— Они все вооружены?

— Все. Ты сам увидишь, как стреляют на нашем празднике. Губернатор в течение целого года не тратит на своих солдат столько пороха, сколько мы за эти три дня на приветственные салюты.

— Почему вас преследуют? За веру?

— Нет, это не так, эмир! Губернатору наша вера безразлична. У него только одна цель: обогатиться.

— Я не очень хорошо понимаю вашу веру, — ответил я.

— И ты еще ничего не слышал о ней?

— Очень мало, а тому, что слышал, я не поверил.