Через пустыню

Май Карл Фридрих

— Где пир? — спросил Али-бей.

— В гробнице Йонаса под Куфьюнджиком. Он послал нас, чтобы сообщить тебе: напасть на нас должны на второй день праздника, ранним утром.

— Известен ли ему повод для нападения, выдвинутый губернатором?

— В Мальтайе одним из езидов убиты два турка. Он хочет найти преступника в Шейх-Ади.

— На самом деле в Мальтайе два турка убили двух езидов. Видишь, эмир, каковы турки? Они убивают моих людей, чтобы найти повод для вторжения в нашу страну. Пусть же они найдут то, что ищут!

Мы

с переводчиком отправились в мою комнату учить язык езидов. С нами молча сидел Мохаммед Эмин, курил свою трубку и удивлялся тому, сколько я трачу усилий, чтобы понять слова чужого языка и прочесть книгу. Я занимался целый день и весь вечер. И следующий день провел я в столь милых моему сердцу и разуму занятиях.

Тем временем я заметил, что жители Баадри незаметно возят свое имущество, а в одной из комнат дома Али-бея отливали в больших количествах пули. Могу еще добавить, что писарский осел все это время не подавал голоса, ибо его господин сразу же с наступлением темноты привязывал ему на хвост камень.

То и дело подходили паломники: то в одиночку, то семьями, то большими толпами. Много среди них было бедняков, зависевших от милосердия окружающих. Но кто-то тянул за собой козу или жирного барашка, люди побогаче вели за собой корову или две, а несколько раз я видел даже целое стадо. Все это были дары и жертвоприношения, которые состоятельные люди несли к гробнице святого, чтобы вместе со своими бедными братьями не испытывать недостатка в дни праздника. Столько много людей еще ушло и пришло, что мои башибузуки и арнауты пропали без вести. Мне так и не удалось узнать, где же они остались.

На третий день, первый день праздника, я снова сидел с толмачом над книгой. Солнце еще не взошло. Я так углубился в работу, что не заметил, как вошел писарь.

— Эмир! — закричал он, покашляв прежде несколько раз, что мною, конечно, было замечено.

— Что такое?

— Вперед!

Только теперь я заметил, что писарь был уже в сапогах со шпорами. Я передал книгу сыну Селека и вскочил. Я совершенно забыл, что должен вымыться и надеть свежее белье, если хочу в достойном виде появиться у могилы святого. Я взял белье, спустился вниз и поспешно оставил деревню. Ручей кишел купающимися, и мне пришлось немножко пройтись в поисках места, где за мной — как я считал — не будут наблюдать.

Здесь я выкупался и сменил белье — процедура, которую в путешествиях по Востоку не слишком часто можно выполнить. Поэтому я почувствовал себя как бы заново рожденным. Я хотел уже покинуть свое укромное местечко, когда заметил легкое шевеление кустов, что росли по берегам ручья. Зверь это или человек? Приближались военные действия, и не мешало бы подумать о личной безопасности. Сначала я отвернулся от зарослей, потом сделал резкий поворот и, прыгнув вперед, оказался в самой гуще кустов.

Передо мной сидел на корточках довольно молодой мужчина, у которого был явно воинственный вид, хотя единственным оружием ему, как я заметил,

служил нож. Широкий шрам пересекал его правую щеку. Он поднялся, намереваясь быстро отступить, но я схватил его за руку и удержал при себе.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я.

— Ничего.

— Кто ты?

— Я… езид, — боязливо ответил он.

— Откуда ты?

— Меня зовут Ласса, я из рода Дассини.

— Я спросил тебя, что ты здесь делаешь.

— Прячусь, потому что не хотел тебе мешать.

— Ты находился здесь еще до моего прихода и, стало быть, имел полное право остаться, вместо того чтобы прятаться. Где ты спал этой ночью?

— В деревне.

— У кого?

— У… у… у… Я не знаю его имени.

— Дассини не пойдет к человеку, имени которого не знает. Пойдем со мной, покажешь мне своего хозяина!

— Сначала я должен искупаться!

— Сделаешь это после. Двигайся!

Он попытался освободиться от моего захвата.

— По какому праву ты так говоришь со мной?

— По праву недоверия.

— Точно так же и я могу не доверять тебе!

— Конечно! Прошу тебя, сделай это. Тогда ты отведешь меня в деревню, чтобы выяснить, кто я такой.

— Иди куда тебе захочется!

— Именно это я и сделаю, однако ты пойдешь со мной.

Взгляд его скользнул по моему поясу. Он заметил, что у меня нет оружия, а я по его виду отгадал, что он намерен схватиться за нож. Но это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я лишь крепче держал его запястье и резко рванул незнакомца на себя, что вынудило его выйти из кустов на открытую полянку.

— Как ты смеешь? — набросился он на меня.

— Ничего, потерпишь. Ты пойдешь со мной сейчас же!

— Отпусти руку, иначе!..

— Что иначе?

— Я применю силу!

— Примени!

Он выхватил нож и попытался нанести удар. Я отбил его руку вверх и завернул ее назад.

— Мне жаль тебя. Ты, кажется, не трус!

Я сдавил ему руку, так что он вынужден был выронить нож. Я быстро поднял упавшее оружие и спрятал к себе в карман. Он пытался мне сопротивляться, но вынужден был пойти. Когда мы дошли до деревни, то большая толпа собралась вокруг нас и сопровождала до жилища бея. Тот находился в селямлыке, куда я и отвел чужака. Недалеко от двери стоял, не замеченный пленником, мой башибузук, который весьма удивился, когда мы проходили мимо него. Казалось, он узнал пленника.

— Кого ты привел мне? — спросил Али-бей.

— Чужого, которого я обнаружил у ручья. Он прятался, и притом в таком месте, из которого он мог обозревать и деревню, и дорогу на Шейх-Ади.

— Кто он?

— Он утверждает, что его зовут Ласса, а принадлежит он к Дассини.

— Тогда бы я знал его. Но Дассини с таким именем нет.

— Он пытался ударить меня ножом, когда я заставлял его пойти со мной. И вот он здесь. Делай с ним все, что захочешь!

Я покинул комнату. Снаружи все еще стоял писарь.