Через три войны
Шрифт:
– Будет вам, ребята, зря болтать. Разговорами делу не поможешь. Придет время, а оно не за горами, тогда смотри не дремли. Припомним все Чайковскому и кое-кому другому.
Разговор прекратился с появлением поручика Бжизицкого.
– Здравствуйте, братцы! - Он уселся на услужливо подставленный ему унтером Алтуховым стул. - А что, здорово мы немцев поколотили?
– Да, ваше благородие. Почаще бы их так. Но что-то у нас не всегда получается, - ответил я за всех.
– Как не получается, Тюленев, или вы не слышали из газет, как наши доблестные
– Так то оно так, но ведь и мы целую армию генерала Самсонова в Восточной Пруссии потеряли.
В последнее время офицеры стали относиться к подобным разговорам снисходительней, вероятно, потому, что в действующей армии усилилось брожение, недовольство затянувшейся войной, военными неудачами.
Бжизицкий, протирая платком стекла пенсне, ответил заученными, истертыми, как старые пятаки, словами:
– На войне, братцы, бывают успехи и неудачи. Наше дело солдатское, мы призваны воевать за веру, царя и отечество. За богом молитва, а за царем служба не пропадут. Уверен, что солдаты моего четвертого взвода вернутся после войны домой увешанные крестами.
Когда он ушел, Гилев, весело прищурившись, уставился на Зайнулина, словно уже видел всю его широкую грудь в георгиевских крестах.
– А ведь вам, магометанам, по вере вашей кресты не положено носить, поддел он Зайнулина. - Куда же ты тогда кресты денешь?
– Нельзя носить крест на шее, а на груди коран не запрещает, невозмутимо ответил Зайнулин. - А если уж правду говорить, то царская награда ничего солдату не дает.
– Это верно. Знал я одного земляка, который с японской войны вернулся с тремя Георгиями, - поддержал Зайнулина Исаев. - А в девятьсот пятом году стражники не посмотрели на его царские кресты, вместе с другими мужиками так выпороли, что он скоро богу душу отдал.
Зачадив самокруткой, Исаев продолжал:
– Одному достанется серебряный крест, а тысячам - деревянный на погосте. Война кому нужна? Царю да генералам, вроде нашего Чайковского. А нам она на что? Земли прибавит? Самое большее - три аршина... Да, кому война мачеха, а кому мать родная. Второй год гнием в окопах, кормим вшей, а дома разруха, голод. Останешься жив, вернешься с Георгием, много ли он тебе в хозяйстве прибавит, ежели у тебя грош в кармане да вошь на аркане.
Исаев поглядел на нас умным проницательным взглядом и, понизив голос, сказал:
– Уж коли воевать, то не с немцами, а со своими шкурорванцами, которые из нас кровь сосут. Как говорится, повернуть дышло, превратить войну империалистическую в войну с помещиками и фабрикантами.
Солдаты зашумели.
– Ну, Исаич, тут ты загнул! Обернуть одну войну в другую?! Да ты с ума спятил! Сколько же лет тогда нам воевать? Нам и эта война обрыдла...
Исаев приложил палец к губам:
– Товарищи, прошу об этом разговоре ни гугу. Объяснить я точно все не могу, но среди рабочих такой слух в Петрограде ходит. Сам слышал на Путиловском заводе перед отправкой на фронт.
Исаев перевел разговор на другую тему. Мы были уверены, что он не все нам сказал, что он знает больше, по нам, слабо разбирающимся в политике, пока не говорит. Позже я убедился, что именно так и было.
* * *
После нескольких удачных боев под городом Шавли и местечком Свинтяны наши войска к осени 1915 года начали вновь отходить. Конницу спешили, опять загнали в окопы.
На этот раз наш полк занял позицию по реке Дубице.
Всю зиму и весну на нашем участке было спокойно: ни немцы нас не беспокоили, ни мы их. Лишь изредка пушки с обеих сторон вступали в артиллерийскую дуэль, и время от времени уходили за переднюю линию окопов лазутчики.
Летом же 1916 года фронт словно пробудился от зимней спячки. Немцы перешли в наступление. Мы их встретили сильным ружейным огнем, но наши пушки молчали - не было снарядов. Артиллерийский огонь противника за несколько часов сровнял с землей наши окопы. Остатки полка стали отходить за Двину.
Драгунский полк из шестиэскадронного стал четырехэскадронным: по два эскадрона из каждого полка перевели в пехоту.
В дивизию приехал новый командир - генерал Скоропадский. Мы уже не удивлялись смене начальства, привыкли, что после каждого поражения смещали одного, назначали другого и чаще всего, как говорится, меняли шило на мыло.
...Стояла дождливая осень 1916 года. Наш полк сменила в окопах пехота. Мы же готовились к торжественной встрече самодержца, который принял на себя верховное командование. По этому случаю в частях служились молебны о даровании русскому воинству победы.
Две недели мы лихорадочно готовились к встрече царя: выводили вшей, чистили амуницию, снаряжение и втихомолку проклинали Николая, суматоху, вызванную его предстоящим приездом.
В один из погожих осенних дней царь прибыл на фронт. Под Двинском был назначен большой парад войск 5-й армии, которой командовал генерал Плеве.
Полки вывели на гладкую, как плешь, равнину. Конницу в составе двух дивизий построили во взводно-резервных колоннах.
Выезжая на парад, мы шутливо перемигивались:
– Посмотрим, какой он из себя - наш бог на расейской земле.
Вдали показалась вереница автомобилей.
С правого фланга перекатами донеслась до нас команда "Равнение направо". Появилась группа всадников. Она манежным галопом подъезжала к правому флангу. Впереди скакал Николай Второй. Рядом с ним - министр двора Фредерикс и командующий 5-й армией Плеве.
Прозвучало тихое, неуверенное, картавое:
– Здорово, дети-каргопольцы!
Бледное, болезненно-испитое лицо царя-полковника, щуплая фигурка, вялость в движениях, штатская посадка на коне разочаровали даже тех, кто последние дни не ел, не пил - скорее бы увидеть самодержца всея Руси.
– Ну и папаша, ну и отец... - подталкивали мы локтями друг друга. Теперь понятно, почему Гришка Распутин да немцы, дружки царицы, управляют страной. Да какой же из него главнокомандующий? Пропала матушка-Россия!