Через всю войну
Шрифт:
Вслед за полковником к школе подъехало еще человек пятнадцать. Все они были одеты в такие же казачьи бурки, как и их начальник. Попросив у полковника разрешения, я вернулся к своим бойцам.
Часа в три ночи меня разбудил сержант Астахов, спавший с водителем машины в школе:
– Вас вызывает полковник Самохин.
В комнате, где находился Самохин, горела на столе свеча. Я доложил полковнику о прибытии.
– Сколько у вас людей?
– спросил он.
– Двадцать со мной.
– Вот что, старший лейтенант, через час мы снимаемся. Там, впереди, находится наш эскадрон. С рассветом он немного пошумит и начнет отходить. В Дергачах много танков противника. Как видите, если мы ничего соединением
Вскоре полковник Самохин и сопровождавшие его всадники ускакали. Мы ожидали рассвета. Внезапно со стороны Дергачей донеслись громовые раскаты. Через секунду на площади с сухим треском стали рваться снаряды, а в саду затрещали автоматные очереди. Галопом через село пронеслись конники. Прибежал шофер, доложил: машина разбита, сержант Астахов убит. Накрыло школу сразу несколькими снарядами, так что хоронить некого. Опять через село проскакали кавалеристы, видимо последние. На скаты высоты выползли немецкие танки с десантом автоматчиков. По ним тотчас от Белгородского шоссе беглым огнем ударили наши пушки.
– Ну что, политрук, - обратился я к Гончарову, - и нам, наверно, пора?
– Да, задерживать здесь больше некого. Жалко Астахова, - с грустью сказал Гончаров.
– Да, Иван, вот она какая жизнь. А ведь с Астаховым я прошел от Карпат до этих мест. Как нелепа смерть!
Мы уже были в поле за селом, когда неожиданно появились вражеские самолеты и обстреляли нас из пулеметов. Вдогонку ударили танки. Они вырвались на шоссе Харьков - Белгород.
Часа три мы шли по лесу. Потом путь преградила глубокая и широкая лощина, вдоль которой на несколько километров растянулось огромное село. Появились наши машины, танки, повозки. Оказалось, что это Казачья Лопань, через которую проходили части Красной Армии. Мы присоединились к ним и добрались до села Мурома. Здесь догнали свой обоз и расположились на ночь.
Ночь прошла спокойно. Отдохнув, тронулись дальше. Где-то возле Волчанска застава переправилась через Северский Донец, а поздно вечером оказалась в Волчанских Хуторах. Заночевали в надежде утром установить связь со штабом полка. Не успели, однако, расположиться, как мне доложили, что в ближайшем селе Ефремовне появились какие-то военные: говорят не по-русски и одеты не так, как наши.
Хотя мы были за рекой, вроде в тылу, но на войне всякое бывает. Поэтому я приказал своему заместителю старшему лейтенанту Джамолдинову разузнать, кто объявился в селе. Вскоре он вернулся и доложил, что в селе чехословаки. О том, что на участке нашего фронта будет сражаться чехословацкий отдельный батальон, мы знали. В сообщении штаба фронта говорилось, что чехословацкие солдаты и офицеры одеты в шинели, брюки и гимнастерки из сукна цвета хаки английского покроя, головной убор - шапка-ушанка с кокардой, на которой изображен лев, оружие советское. Для опознания установлен пароль "свобода" - по имени их командира батальона подполковника Людвика Свободы.
Утром с политруком Гончаровым я решил заглянуть к чехословакам в Ефремовку. Разыскали дом, где находился штаб, или точнее батальонная канцелярия. Здесь были несколько капралов и два офицера. Встретили они нас приветливо. Некоторые хорошо говорили по-русски. Выяснилось, что батальон выходил из боя в районе Соколове - Мерефа; там состоялось боевое крещение первого чехословацкого подразделения на советско-германском фронте.
– Ну и как воевали?
– Добре, горячий был бой. Не пропустили фашистов через Мжу. Чехословаки выполнили приказ советского командования.
Мы узнали, что под Мерефой вместе с чехословацкими воинами дрался и батальон войск НКВД. Чехословаки рассказали о бое советских воинов в селе Тарановке, что лежало на пути к Соколово.
Только спустя некоторое время стали известны подробности боя в Тарановке. В марте 1943 года там был совершен подвиг, подобный подвигу 28 героев-панфиловцев. В Тарановке героически сражался взвод, которым командовал гвардии лейтенант П. Н. Широнин. Почти все воины взвода погибли, но не пропустили фашистские танки. Всем двадцати пяти отважным широнинцам было присвоено звание Героя Советского Союза.
Геройски дрались и чехословацкие солдаты. Наносившие под Тарановкой, Соколово, Мерефой главный удар в направлении Харькова с юго-запада немецко-фашистские войска не сломили героического сопротивления чехословацких воинов. Бой под Соколово стал яркой страницей в боевой истории чехословацкой армии. "Надо сказать, что чехословаки в Соколово дрались так, как можно драться только за свою родину", - писал бывший командир советской дивизии, на участке которой сражались чехословаки.
Узнав, что под Харьковом действует первое чехословацкое подразделение, гитлеровцы попытались сделать все, чтобы уничтожить его. Но это им не удалось. Однако в их руки попало несколько тяжело раненных чехословацких воинов. Фашисты подвергли их страшным пыткам: отрезали уши, носы, выкололи глаза.
– Мы видели наших замученных товарищей, привязанных к столбам и выставленных фашистами для устрашения, - сказал один из чехословацких офицеров, с которыми мы встретились в Ефремовке, - они хотели запугать нас, но мы не испугались, мы только больше теперь ненавидим фашистов.
Мы узнали, что основные силы батальона вместе с командиром Л. Свободой еще на подходе к Ефремовке, и распрощались со своими новыми знакомыми.
Было солнечное мартовское утро. Из домов на улицу высыпали чехословацкие солдаты. Они собирались группами, оживленно переговаривались, а потом запели какую-то чешскую песню. Слов песни мы не поняли, но мелодия была задушевная, сходная с напевом наших украинских песен. Узнали, что это песня об их родине. Пели ее чешские и словацкие воины вдохновенно.
Мы подошли к одной группе, поздоровались. Солдаты дружно ответили: "Наздар!" А в это время от другой группы отделились трое солдат и направились к нам.
Один из них, широко улыбаясь, подошел ко мне совсем близко и спросил:
– Господин надпоручик, а вы нас не познаете?
Я вглядывался в подошедших солдат, пытаясь вспомнить, где я их мог видеть.
– Нет, - признался я, - не узнаю.
Тогда, мешая чешские, словацкие, украинские и русские слова, солдаты наперебой стали объяснять, что знают меня. Это было осенью 1940 года. Их задержали пограничники нашей заставы у села Кривки. И я вспомнил многоликие, пестро одетые группы людей, почти каждый день доставлявшиеся пограничными нарядами на заставу, - уходивших в СССР от фашистской неволи граждан Чехословакии. В одной из таких групп были и те, кто узнал меня сейчас в Ефремовке. Солдаты вспоминали подробности перехода границы и время, проведенное на нашей пограничной заставе.
– Господин надпоручик, а помните, как ваш капрал . кормил нас прямо на улице? Много тогда нас было на вашей заставе. А тот капрал сейчас с вами?
– Нет, - ответил я, - старшина Вершинин погиб в 1942 году под Обоянью.
– Жалко, - сказал один из чехословаков, - добрый был человек.
Потом солдаты рассказали, как из Сколе, где находился штаб нашего отряда, они приехали во Львов, а потом в Казахстан. Работали в совхозе. А когда началась война, попросились в формируемую в Советском Союзе чехословацкую часть. Теперь чехи и словаки с оружием в руках сражаются за свой оставленный дом, за свою родину.