Черная борода

Англия. 1680 год. Эмма Драммонд вот-вот должна родить ребенка. Сегодня она проснулась со странным предчувствием того, что время близится к концу. А вернее всего – к началу. Несколько лет назад они с Ричардом решили переселиться в окрестности Бристоля, в маленький городок-поселение под названием Бат. Надо сказать, что место это было довольно хорошим: приветливые жители, знающие друг друга в лицо и чуть ли не до семейных традиций, зелень и чистый воздух, не замусоренный большой цивилизацией. В городе находились термальные источники, в которых по заверениям местного населения раньше легионеры залечивали раны, полученные в боях. Как же замечательно должно быть воинам было отдыхать в такой природной ванне! Между прочим, сам Бат буквально и переводится как «ванна». Эх, хотелось бы Эмме смыть в этой ванне все свои переживания и горести, чтобы оказаться чистой перед своим супругом Ричардом.

Вот уже год она крутила роман с одним моряком по имени Дик. Почему и как это началось, женщина сама себе толком ответить не могла, может от скуки, а может от невероятной притягательности мускулистого загорелого тела, влажной прохлады карих глаз и его невероятно высокого роста под два метра. Лежа в темноте рядом с Ричардом, лаская и любя его, Эмма непременно переносилась мыслями к своему моряку. Даже когда она забеременела, в ней вспыльчивым угольком тлело сомнение в том, от кого же тот ребенок, которого она носит под сердцем. И сердце это предательски подсказывало, что отцом малыша, еще не рожденного на свет под покровительство голубого неба, является Дик. Но разум категорически утверждал, что родителем стал Ричард. Ну, или, по крайней мере, станет, потому что будет воспитывать этого ребенка как своего, ни о чем не догадываясь.

Однако Ричард оказался далеко не столь глуп и мягкосердечен, чтобы не понять, что ему досталась роль обманутого мужа, уготованная для него небесами и любимой женой. Сначала он не прислушивался к тому, что говорят жители Бата, притворяясь оптимистом, доверяющим супруге, но потом количество пересудов возросло настолько, что если бы сплетни имели более осязаемую форму, скажем, мешков с солью, то заполнили бы собой все пространство большого грузового судна. И эту соль нещадно сыпали под ноги и в сердце Ричарда не только посторонние люди, но и соседи, друзья. Наконец, он решился сам во всем разобраться и подвести итог всяким домыслам. Однажды, притворившись, что отправляется как всегда на строительство – он и другие мужчины продолжали возводить поселение Бат, расширявшееся с каждым днем, – Ричард выждал некоторое время, спрятавшись за соседними хижинами. Когда Эмма вышла из дома и направилась в сторону бухты у залива, следивший старался быть незамеченным и тихим, дабы не выдать себя. Важно застать распутницу врасплох, если и правда она обманывает мужа. Было одновременно страшно узнать правду, но в то же время теплилась надежда на счастливое завершение всяких наговоров со стороны людей, которым, по-видимому, больше нечем заняться, кроме как обсуждать чужую личную жизнь.

Итак, спустя каких-нибудь полчаса Ричард остановился, скрывшись за ящиками, готовыми к перевозке на торговом судне. Мужчина видел, как его маленькая хрупкая Эмма с большим округлым животом, похожая на богиню, сошедшую с ближайшего кучевого облака, стоит в ожидании, смотрит вдаль. Удивительно, как это женщины способны хранить в себе жизнь, растить нового человечка. Эта способность, данная им природой, восхищала Ричарда, а потому он воспринимал жену как самое прекрасное создание в мире. Однако его восторженность улетучилась ровно в тот момент, когда он увидел, как к Эмме приближается высокий мужчина. Его можно назвать не столько красивым, сколько самоуверенным, и эта самоуверенность проскальзывала в каждом его жесте, движении.

Да, определенно, Эмма могла в него влюбиться и между ними наверняка что-то есть. Подозрения Ричарда укрепились, когда незнакомец протянул что-то Эмме. Записку? Что они задумали?… Мысли так и вертелись в голове Ричарда, понемногу начинавшей лысеть то ли как подарок в наследство от предков, то ли от образа жизни, наполненного скукой и переживаниями. Сегодня то уж точно было из-за чего тревожиться.

Наконец, терзания Ричарда достигли отметки в сто баллов, когда незнакомый моряк привлек Эмму к себе и поцеловал. Секунду-другую она не сопротивлялась, но потом отстранилась, видимо напуганная, что ее увидят. Вот этого-то Ричард вынести не мог! Он выскочил из своего укрытия и бросился в сторону любовников, которые ни о чем и не подозревали. Обманутый муж в стремительном прыжке оттолкнул Эмму от моряка и готов был ударить противника, но силы Дика явно перевешивали. Эмма закричала от страха. Ярость придала Ричарду мужества. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, мужчина резко пнул ногой соперника в пах. Тот согнулся пополам, держась за самое ценное свое приобретение, доставшееся ему благодаря родителям, и застонал.

Эмма ошалело смотрела на обоих мужчин, готовая броситься в воду, утонуть, уплыть, лишь бы не видеть происходящего, не чувствовать себя соучастницей. Пока женщина раздумывала, будучи не способной собрать мысли воедино, Ричард грубо взял ее за руку и потащил за собой. Такая грубость стала открытием для Эммы – никогда ранее она не наблюдала ничего подобного в собственном супруге, а потому она ничуть не воспротивилась происходящему. Ладонь ее чувствовала крепкое сжатие пальцев Ричарда. Здесь сейчас сосредоточилась вся его злоба. Эмма не смела даже вскрикнуть от боли, просто шла за мужем. Но внезапно она почувствовала, как хватка мужа все больше слабеет. В первые секунды она не поняла, что случилось, а потом как в замедленном кино следила испуганным взглядом за падающим на землю приземистым телом Ричарда. Он словно мягко окунался в темноту, гораздо более глубокую, чем все океаны мира. И якорем, тянувшем его на дно этого черного океана, была большая рана на затылке. Кровоточащая, страшная. Разгадать, кто это сделал, для Эммы оказалось сложной задачей. Только когда она обернулась, встретила полный отчаянья и страха взгляд Дика.

В его руках тряслась железная арматура, которую, похоже, он отыскал на земле среди груды сваленного матросами хлама. Любовники всматривались друг в друга так, словно впервые виделись. Эмма попятилась назад. Внезапное чувство опасности за себя и за ребенка заставило ее быть смелой. Неизвестно, что было на уме у Дика, а потому нужно было бежать как можно скорее. Не осмеливаясь все еще повернуться спиной, Эмма выждала некоторое время и со всех ног устремилась в сторону своего дома. Вопреки ее ожиданиям, Дик не преследовал ее. Скорее всего, он скрылся, чтобы не попасть в руки жандармов, тут же арестовавших бы его. Следы преступника затеряются в море, по счастью не оставляющем никаких на себе отметин. Только хотя бы за это стоит любить морские просторы.

Вернувшись домой, Эмма, не раздеваясь, легла на кровать. Голова тяжелела с каждой новой мыслью, будто они весили тонны. Умещать их в себе было тяжело. Женщина заплакала. Когда она сделала движение рукой, чтобы закрыть лицо, то поняла, что сжимает крепко в кулаке послание, переданное ей Диком. Забыв о горести, влекомая любопытством, она развернула бумагу. На ней оказались выведены какие-то круги, прямоугольники, бесформенные фигуры наподобие клякс. Под ними значились надписи. Иногда то здесь, то там можно было заметить четко прорисованные или выведенные пунктиром стрелки. Повертев лист бумаги, отдалив, потом снова приблизив, Эмма наконец поняла, что Дик оставил ей карту. Об этом же свидетельствовал крестик в самом ее центре. По видимому, здесь должно было находиться нечто ценное. При мысли об этом Эмма улыбнулась. Хоть что-то ждало ее хорошее и если это действительно так, то она оставит наследство своему малышу. Своему Эдварду. И тут в подтверждение размышлений матери ребенок в животе толкнулся ножкой. Затем еще раз и еще. Сначала женщина сочла это невинной шалостью, но внизу живота начала концентрироваться боль, из тела что-то потекло. Широко раздвинув ноги и глядя, как отходят воды, Эмма стала звать на помощь хоть кого-нибудь. Кем-нибудь оказалась премилая женщина лет пятидесяти, добрые руки которой и приняли на свет маленькое тельце Эдварда. Мальчик возвестил миру о своем появлении громким криком, а его измученная родами мать вздохнула с облегчением. Больше она не одна, теперь у нее есть существо, нуждающееся в заботе и ласке. Существо, которому и сама она нужна как воздух.

Честно говоря, быстро подраставший Эдвард не особо нуждался, чтобы о нем заботились. Целыми днями он пропадал на улице, играя с соседскими мальчишками, так что Эмме по большей части только приходилось отмывать его черные пяточки и щечки, да отстирывать изрядно испачканную одежду. Ребенок же отвечал матери искренней нежностью, когда обхватывал шею женщины тонкими руками, прижимался к ее груди. Правда с возрастом нежность эта убывала, но Эмма не огорчалась – ведь мальчикам стеснительно проявлять свои чувства. Зато она сама смогла проявить их в последний раз перед отъездом сына в батский пехотный полк, где Эдварду предстояло начать службу в качестве волонтера. Именно тогда мать отдала ему заветную карту и рассказала предысторию появления мальчика на свет. Эдвард же, пораженный услышанным, выбежал из дома. Ноги несли его за пределы города Бат и привели к громадинам Стоунхенджа. Эти странные сооружения внушали трепет, но именно тут хотелось думать. Сидя здесь до поздней ночи, изучая странную карту, Эдвард решил, что станет моряком. Раз и навсегда. Он разгадает загадку креста на листе бумаги или этот крест станет указателем к его собственной могиле.

Александр никогда не думал, что солнце может быть так близко. Оно, оказывается, умеет превращаться. Например, на этот раз оно превратилось в золотистые волосы 19-тилетней Ирмы. Когда девочка распускала их, расплетая причудливую прическу на голове, Александру казалось, что он видит ангела, ведь только ангелы имеют право носить с собой и в себе солнце. Только вот одно огорчало почти до болезни, что такие как Ирма, подобные небесным жителям, вряд ли обратят внимание на маленьких пухлощеких 14-летних мальчиков по образцу Александра. Зато его брат был совершенно другого образца: высокий, статный, с аккуратными усиками приятного темно-русого цвета и густыми бровями, благодаря которым взгляд приобретал какую-то тягучесть, привлекательную для молодых девушек. Глаза брата – нечто вроде липкой паутинки-сети, сотворенной пауком, чтобы приманивать легкокрылых бабочек.