Черная Гончая
Шрифт:
Поэтому и я, потягиваясь, была готова принять маман со всеми ее глюками, а Шатуна с его детьми и дальше игнорировать. Плевать, что они обо мне думают, я себе нравлюсь! Мое настроение было прекрасным… но недолго.
Уже выбираясь из-под кровати, я поняла, что что-то не так. Я не безумная фанатка чистоты, и все равно в моей комнате такой пыли никогда не было! У Шатуна на этот счет строгие правила – как и на любой другой.
Но сейчас моя комната выглядела так, будто здесь мешок с мукой взорвался! Причем лет двадцать назад. Я даже засомневалась в какой-то момент, что это действительно моя комната. Присмотрелась – все-таки она, вся мебель на своих местах и вещи – мои, но все это какое-то… старое.
Я прекрасно понимала, что это не может быть старым, однако как не поверить своим глазам? Деревянный стол стал таким дряхлым, что готов был в любой момент превратиться в груду опилок. Кровать покрылась плотным слоем ржавчины, на котором сохранились редкие хлопья белой краски. Одежда вся ветхая, в плесени, игрушки сгнили… И от этого зрелища меня бросало в дрожь. Что это вообще, почему?!
Я зажмурилась, снова открыла глаза, зажмурилась, открыла… Не помогло. Мир оставался прежним: сумрачным, пыльным и старым. В комнату пробивался серый свет, там, снаружи, был день, но окно вдруг оказалось таким грязным, что я не могла выглянуть на улицу.
Некоторое время я просто осматривала комнату, надеясь, что иллюзия пройдет сама собой. Потом я вспомнила, что рядом должны быть родители и детишки Шатуна. Если такое произошло со мной, то и с ними тоже! Я попыталась позвать их, но тут же поперхнулась пылью, закашлялась, не смогла издать ни звука – и ни звука не услышала. За дверью не было ни голосов, ни шагов!
Когда приступ прошел, я двинулась с места. Усилием воли, на которое раньше, кажется, не была способна. Я не была уверена, что хочу знать, что ждет меня в доме. Но не торчать же тут вечно!
За пределами моей комнаты мираж не заканчивался. Весь дом выглядел так, будто люди ушли отсюда лет сто назад. Просто взяли и ушли – все бросив и обо всем позабыв! Вещи остались на своих местах, там же и разрушились. Не было следов спешки или борьбы, не было разводов крови, к моему немалому облегчению. В этом новом мире нас осталось только двое: я и пустота.
И вот ведь какое дело… Я неожиданно поняла, что мне не так уж страшно. Страшно, но не очень. Меньше, чем в красном лабиринте. Там меня охватил невероятный, почти звериный ужас. А сейчас было такое чувство, что я разделилась, раздвоилась, превратилась в двух совершенно разных Ульян. Одна из них тряслась от страха, хотела заплакать и звать маму. Вторая испытывала спокойное любопытство. Как будто не так уж важно, что произошло с моим миром! А поскольку эти две Ульяны соседствовали в одном теле, я шла вперед на дрожащих ногах – но шла ведь!
Скрип древних досок под моим не самым большим весом. Скрежет битых плиток. Каждый звук казался оглушительным, потом что вокруг меня царила странная ватная тишина. Дом был покинут – и все вокруг него тоже. Деревья в саду разрослись до невероятных размеров и форм. Трава сожрала ухоженные газоны, а потом, не насытившись, ринулась на дорожки и их тоже уничтожила, сухая, острая… Она бы и большую дорогу заглотила, да не смогла, подавилась, просто исчертила асфальт темно-зелеными полосами.
Теперь по дороге шла я. Надо мной было серое небо, как будто низкое, подпрыгни – и дотянешься. Со всех сторон – ветхие дома, безглазые из-за выбитых окон, покосившиеся фонари, исчезнувшие среди дикой зелени заборы. Некоторые стены рухнули, в паре коттеджей просела крыша. Но это уже никого не волновало. Люди исчезли в один миг, и в мире осталась только я.
Это сон. Должен быть сон. Вот в чем я себя убеждала, и только поэтому не паниковала. Я не готова была объяснить самой себе, почему в этом сне я чувствую тяжелый жаркий воздух, почему кашляю из-за вездесущей пыли, почему так остро ощущаю колотый асфальт под босыми ногами… Я лучше буду верить, что это сон, потому что сон может закончиться.
Мир вокруг меня был несомненно мертвым, а в мертвом мире любое движение, любой звук привлекают внимание сразу. Это как нарушение закона почти, даже если законов не осталось.
Вот и я, настороженная, напряженная до предела, мгновенно уловила какой-то шорох за первой линией домов.
Мне не следовало туда соваться, потому что в шорохе, который я слышала, не было ничего цивилизованного. Но чем я рисковала? Если всех людей взяли и стерли, какой смысл мне оставаться? А если не всех, то я должна найти других, я тут долго не выдержу одна!
Но это не значит, что я совсем забыла об осторожности. На этот раз, в отличие от лабиринта, я не неслась вперед перепуганным лосем. Я кралась медленно, выверяя каждый шаг. Я миновала сети высохшего винограда – его ветки теперь больше напоминали металлические канаты. Я прошла через завалы кирпичей и бетонных блоков. По ним я забралась на крышу гаража, рискуя в любой момент свалиться в кусты шиповника с пугающе длинными иглами. Но риск оправдался: отсюда я могла осмотреть почти всю соседнюю улицу, не привлекая к себе внимания.
И хорошо, что я не выперлась туда лично! Потому что шорох, который я услышала, оказался звуком шагов. Но шагали там не люди…
Уже второй раз за сегодня я усомнилась в собственных глазах. Я смотрела на существ, заполонивших улицу, и не понимала, что передо мной. Так ведь просто не бывает! Они напоминали людей – но не настоящих, а карикатурных, искаженных каких-то… У них были маленькие щуплые тельца с короткими ногами и непомерно длинными сухими руками. На шеях, тонких, как спички, непостижимым образом держались головы, размером не уступающие их телам. И вот на головах сходство с людьми точно заканчивалось! Все они были идеально круглыми, белоснежными, как и тела уродцев. Ушей и носа у существ не было, зато были глаза – по одному крупному, полувыкатившемуся глазу на каждой стороне головы, там, где должны находиться уши. А на месте глаз – ничего, белая пустота. Зато под ней – пасть на половину головы, полная плоских закругленных зубов. Вроде и не клыки, но я чувствовала: если в эту пасть попадет живое создание, живым оно будет недолго.
Уродцы не делали ничего толкового… или я просто не могла их понять. Они сонно бродили по улицам и дворам, но не похоже, что у них была какая-то цель. Иногда они сталкивались, шипели друга на друга и расходились, сородичи их не интересовали. Но самым жутким было то, что их глаза, выпуклые, воспаленные, постоянно двигались, и каждый глаз – в своем направлении. Даже у одного существа глаза двигались по-разному! У меня от этого мурашки шли. Я твердо решила, что не позволю им меня увидеть, даже если кроме них и меня на планете никого не осталось!
Неожиданно что-то изменилось. Причин вроде как не было, и я ничего особенного не делала, однако уродцы вдруг застыли – все одновременно. А потом они, не сговариваясь, бросились в одну сторону. Тут и оказалось, что они, если захотят, двигаются очень даже быстро! Они шатались, как пьяные, их головы дергались так, будто вот-вот оторвутся, но им самим это было до лампочки. Они обрели цель, вот и все, что было важно. Глаза устремились в одном направлении, чудовищные рты приоткрылись, на зубах заплясали ярко-красные языки… Они охотились, в этом я уже не сомневалась.