Черная Книга Арды
Шрифт:
— Ну… надо же у него спросить, что ли… сказать…
Как видно, прежде он не задумывался всерьез над тем, каково будет встретиться с Небесным Вождем лицом к лицу, а если и задумывался, то больше о том, какие испытания ему придется пройти, чтобы встречи этой добиться.
— А зачем тянуть? Он и так знает, что ты здесь.
— Откуда? — Мальчишка расширил глаза. Спать вдруг расхотелось.
— Аст Ахэ — часть его самого. Он знает обо всех, кто сюда приходит. Ладно, пошли, сперва все-таки поспишь немного, — воин взял мальчишку за руку, потянул за собой — тот вдруг дернулся, словно хотел вырваться, воин обернулся удивленно — и выпустил разом похолодевшую ладошку:
— Что с тобой?
Дан заморгал, шумно вздохнул, приходя в себя, взгляд его обрел осмысленность, но лицо оставалось белым:
— Огонь… Ты родился… в огне, как клинок… Твои годы — глубокий колодец, темный, а на дне… огонь. Не трогай! — тоненько вскрикнул он, когда воин протянул ему руку. — Ты — не… не человек? Это ты — Ннар'йанто?
— Это и есть — твои «сны наяву»?
— Да!
— Сейчас я отведу тебя к одному… человеку. Расскажешь ему все. Он поможет. И еще — скажешь ему так… — воин произнес певучую фразу на незнакомом языке. — Это значит — «сердце мое в ладонях твоих». Повтори.
Дан старательно повторил, растягивая гласные. Светлоглазый вздохнул:
— Не совсем… ну да ладно. Значит, воин ничего не должен бояться?
— Ничего, — подтвердил Дан — без особой, впрочем, уверенности. Он мало что понимал в происходящем — за исключением того, что происходило явно что-то не то.
…Волчонок был худощав и зеленоглаз. И молод — младший сын вождя, на взгляд не больше лет десяти-двенадцати. А через пару лет уже будет считаться воином. Слишком мало они живут, так мало — искры в ветреной ночи…
А Волчонок преклонил колено, поднял руки ладонями вверх и старательно, с явным трудом выговаривая слова чужого языка, произнес фразу, которую твердил про себя всю дорогу.
Однако же!.. Гортхауэр ему подсказал, что ли? После всех этих лет, после всего, что было, — эта просьба? Вала немного растерялся:
— Ала… Кор-эме о анти-эте…
И протянул руки — ладонь-к-ладони, — а в следующее мгновение лицо мальчика смертельно побледнело, зрачки расширились, наливаясь обморочной чернотой, он стиснул руки Валы — начал медленно валиться на бок — Мелькор едва успел подхватить его…
… — Что это было?
— Что, алхор-инни?
— Что это… кто это был… когда? Кто они были?
— Это, — Мелькор отвернулся, — было очень давно. Очень.
— Но кто они? — с болезненной тоской. — За что их?..
Вала поднялся. Прошелся по комнате, не глядя на человека.
— Это было очень давно, — повторил. Повернулся, взглянул пристально:
— Ты — Энно.
— Не понимаю… что это?
— Видишь сны наяву. Странные. Говоришь с человеком — и вдруг понимаешь, что знаешь о нем что-то, чего он не рассказывал никогда. Или знаешь, что происходило — давно, еще до твоего рождения. Так?
— Д-да… И еще — сны… во сне — сны.
— Я знаю. Я входил в них. Давно?
— Не помню… пять зим, семь… — обморочно-тихо. — Не помню. Это болезнь какая-то? Я болен?
— Нет. Ты — Энно. Помнящий.
— Ты мне… даешь имя, Т'анно?
— Имя Пути… может быть. Кстати, это Гортхауэр научил тебя, что сказать?
Глаза мальчишки округлились:
— Так это сам Гортхаар был?!
Вала вздохнул:
— Значит, он. Тогда вот что. Тано — не имя, как ты подумал. Это… как бы тебе объяснить… в вашем языке нет такого слова, а показать тебе я сейчас не решусь. Скажем так: это тот, кто учит, кто дает знания, понимание сути вещей, кто помогает найти путь. Слова, которые ты сказал… сам не знаю, зачем принял. Надо было, конечно, сперва объяснить. Но я не жалею. Ты наделен редким даром.
— Я что, один… такой?
— Нет. Просто в тебе этот дар — как пламя. Память во всем — нужно только научиться смотреть и слушать. Ты слышал о тех, кого вы называете пророками?
— Да. Но они ведь сумасшедшие? Значит, я тоже сойду с ума? — в голосе парнишки зазвучал страх.
— Да, — жестко ответил Вала. И повторил: — Да — если не научишься владеть своим даром. Если эти сны наяву окажутся сильнее тебя и ты не сумеешь проснуться.
— Но я смогу остаться с тобой? Пожалуйста!
— Теперь я сам прошу тебя об этом.
— А это… это — зачем? — спросил Волчонок.
Вала усмехнулся уголком губ, бросив короткий взгляд на свои руки, обтянутые перчатками:
— Видишь ли, я предпочитаю тебя видеть живым… и в здравом уме. Почему-то.
Парнишка непонимающе уставился на него.
— Ты почему тогда так вцепился в мои ладони?
— Я… ну, понимаешь, я и раньше это видел, но никогда — так… так… — он замялся, не зная, как продолжить.
— Именно поэтому, — Вала вздохнул.
Волчонок задумался.
— Ты говорил, что Память во всем?
— Да.
— В деревьях, в земле, в горах?
— Да.
— И… в тебе? — Волчонок нерешительно поднял глаза.
Вала промолчал.
…Учитель появился в кузне по обыкновению бесшумно; молодой Волк что-то увлеченно рассказывал, двое Рысей и Аннэ из клана Молнии сгрудились вокруг. Гортхауэр вычерчивал на листе тонкой бумаги узор витража, делая вид, что полностью поглощен этим занятием и что веселье подмастерьев его нимало не интересует.
— Что произошло? — спросил Вала, подойдя поближе. Волк почтительно поклонился, но в его глазах плясали неуемные искорки смеха:
— Да вождь наш на Большом Совете с шаманом Воронов сцепился. Шаман говорит — мол, неправильный ты бог, а вождь ему — по мне, так лучше один такой неправильный бог, чем десяток правильных. Я, говорит, твоим правильным богам всю жизнь молился, жертвы приносил, а что они мне дали? Горному Богу, говорит, жертвы не нужны, молиться тоже не надо — а вот дочь мою вылечил, сын у него в обучении… гляди, какой нож мне принес! Сам ведь отковал! И еды у нас вдосталь, и чтоб урожай пропал — с тех пор, как неправильный бог тут объявился, не было такого… Поветрие было — кто от него спас? Опять же неправильный бог…