Черная книга колдуна
Шрифт:
— И закатаем в памятник! — рассмеялся Ян.
— Я-то вообще во всем этом ни бум-бум, простой русский крестьянин, — пожалел Макс. — По техникуму техник-электрик. А вы, — обратился он к Яну и николе, — чем в миру занимались? — поинтересовался он, возглавляя пеший строй.
Ян пожал плечами.
— Таксовал. Нет, профессия, конечно, есть, инженер компьютерных сетей, но здесь моя профессия без пользы.
— Может быть, в далеком будущем пригодится еще, будущее, знаешь ли, не за горами… — успокоил его Кирилл, обрывая на ходу орехи с голых ветвей орешника, сбросившего пожелтевшие листья.
— А я на заводе работал, пока не нас не закрыли. Москвичи
— А на своем заводе чем занимался? — поинтересовался Макс. — Нам теперь все пригодиться.
— Детали строгали, какие закажут. А потом сказали: дорого! Далеко! Сказали — сельским хозяйством занимайтесь, мы вам кредит сто тысяч дадим!
Никола и Макс загоготали.
— А че вы ржете? Мало?
— Камаз, чтобы зерно или сено вывезти с поля — дешевле двух миллионов не купишь, комбайн — десять миллионов, трактор — три миллиона, он дороже камаза стоит, плуг, сеялка, культиватор, им цены нет, свои давно не производят, — объяснил Макс, тыча под нос Яна загнутые пальцы. — Скотный двор, сама скотина, чтобы польза была, а не та, которая ради забавы, горючее, удобрения, какие-никакие пестициды и гербициды. Предположим, все это есть. Обработать таким комплектом можно до ста гектар. Урожай, нормальный урожай — двадцать центнеров с гектара, если зерно сортовое. Закуп тонны — шесть тысяч. Сто умножаем на двенадцать тысяч — миллион двести тысяч. Через год вся эта техника начнет сыпаться. Окупаемости никакой.
— Ну так, мясо, молоко…
— А смысл? За что горб ломаешь? Когда цены поднимутся, как на сахар — вчетверо, тогда посмотрим! А деревянную соху пусть правительство само за собой таскает. Мы не рабы — рабы не мы! Оно нас в три погибели гнет, а когда мы ему про горючее, про кирпич, про металл, он нам что отвечает? У нас демократия! Свободный рынок!
— Нам-то что до них?! — рассмеялся Кирилл. — И пусть будет свободным и голодным, глядишь, одни олигархи останутся, остальные вымрут. Мы тут, они там! У нас своя жизнь, мы здесь как сыр в масле.
— Да как-то обидно, поимели нас, — расстроился Макс. — А случись завтра война, будут жрать друг друга — тыла нет, ничему не научились.
— Избавь нас от угрызений совести, мы тут ни при чем, — осадил его Кирилл. — народу по-моему, тоже по барабану. Он тихо сам собою…
Наконец, добрались до водопада. Горная река, слагаясь из множества мелких ручьев где-то на вершине тающего ледника, пробивала себе путь под скалами и через пещеры, вымывая непрочные породы. Воды сначала собирались в подножии, в огромной чаши пресноводного озера, возле которого визжали, пищали, рычали, мычали все птицы и животные, нуждающиеся в пресной воде. Дальше, рассекая надвое по границе живописной долины и непроходимых джунглей, прокладывала путь к морю, наполняя водой голубую лагуну, в который рыбы было столько, что ее ловили голыми руками, особенно во время отлива. Оставалась не только рыба, ракушки и прочая водная живность, но и заросли морской травы, которая затянула прибрежные воды моря или океана — это пока выяснить не удалось. И кто только не жевал ее утра до ночи! И динозавры, и жвачные млекопитающиеся, и морские коровы, и птицы всех мастей и видов, и ракушки, прилипшие к мясистым сочным листьям. Там было самое злачное место, где никто ни на кого не нападал, еды хватало всем. Весь мир сошел с ума, когда избавлял себя от такого богатства. Если дины собирались в лагуну, все женщины дружно вышагивали за ними, чтобы запастись солью и поискать в раковинах жемчужины. Иные были величиной с кулак, а створки раковин годились на блюдо. Сами же моллюски имели вкус превосходный. А к ракам и крабам даже подойти было страшно — мутировавшие в гигантов, они сами могли напасть на кого угодно, если зазеваешься. И не дай бог наступить на ската или кистеперую рыбу с мощной челюстью, которые часто путались в траве, или того же морского ежа, с ядовитыми иглами.
Мертвые люди и, против правил, полуживые дины с открытой пастью, позволяя мухам летать между зубами, валялись на берегу, даже не поднимая головы, когда Кирилл, Ян и Макс прошли между ними. Кто-то лежал в воде, остужая тело, погружая временами голову, чтобы и она охладилась.
— Нет, Кир, твой градусник не врет! — наконец, избавился от сомнений Макс. — Я еще никогда динов такими не видел!
— Эй, народ, кто есть готовить будет?!
Нард ответил ленивым молчанием, отмахиваясь от Макса, как от назойливой мухи.
— Оставь! Я по дороге орехами перекусил. Смотри, даже сырная плесень засохла! Пыль одна! Мартюши из своих домиков повылазили… — Кирилл поднял пару улиток, раздавив скорлупу.
— Это споры. Разлетится, к зиме снова нарастет. А мартюши высохли, наверное. Вон, сухая косточка внутри! Давай в воду бросим, посмотрим, оживет или нет?
— Надо бы как-то новый год отметить…
— Ты для начала их с места сдвинь!
— Эй, народ! Я говорит буду! — Макс встал на выступе скалы, которая примыкала к водопаду, позволяя воде себя обливать. — Ночью прохладнее будет, надо идти в город! А если зима ударит?! В смысле, дожди начнутся… Нас тут смоет к чертовой матери!
— Куда, куда? — уточнил ЯмаМуди, возлежащий в тенечке на сырых камнях, поросших мхом, то и дело посматривая на Орели, которой солнце и жара словно были нипочем. Разморенная Орели, чуть ли не просвечивая, распласталась на скале в такой неудобной позе, в которой не смог бы, наверное, никто кроме нее.
— К чертовой матери — выражение такое есть, когда никуда и в то место, куда никто не стремиться, — объяснил Никола, бесцеремонно хватая и оттаскивая за ноги двух с половиной метров гиганта. При своей худобе, ЯмаМуди был не слишком тяжелый, но со стороны выглядело зрелищно. — Я тут лежал, это место! — возмутился он.
— Вот уже и территориальные конфликты начинаются! — подняла голову Златка, переживая за Кирилла, который попытался сунуться Горгулю и Горгуле и нарвался на кулак внушительных размеров.
— Эй, крокодилы! Не надо по лицу хвостом! Вы мне яйца отдавили! — возопил Гром, когда два дина дошли до берега и внезапно с разбегу, как это делали все прочие народности, решили окунуться с разбега, не заметив его, вымазанного глиной и зарывшегося в прохладный сырой песок.
Прозвучали редкие насмешки и испуганный вскрик Северины.
— Народ! Вы оглохли?! Ночью надо выходит! Днем сдохнем! — продолжил митинговать Макс, застучав зубами. Вода, как это ни странно, была обжигающе холодной, не успевая прогреться, пока катилась по склонам.
— Ладно, заберу мои вещи, как зайдет солнце. Я иду с тобой! — успокоил его Сеня белый, который, как белый медведь, пожалуй, единственный мог высидеть в воде хоть четверо суток.
— Снежный человек — раз! Кто еще?! — грозно вопросил Макс.
— Все идут! Отвали! — прорычал один из динов. — Там на всех просторах пращуры резвятся.