Чёрная книга Мельника
Шрифт:
Он недовольно посмотрел на меня, будто я оторвал его от важных размышлений и неохотно ответил с протяжным южным выговором:
– Лихорадка. Смотрителей вывезли, трубы перекрыли. На рейде с севера дежурит «Энсон».
Он отвернулся, не желая продолжать разговор. Оглянувшись, я увидел Маршалла. Тот сидел на полуюте, уткнувшись носом в какую-то безделушку. Почувствовав мой взгляд, он спрятал ее за пазуху и смущенно улыбнулся. На «Кромдейле» пробили склянки, со скалы впереди сорвались бакланы и заметались в воздухе над нашими головами, скрипуче проклиная непрошеных гостей.
–
– Ничего, – пожал я плечами, – этот камушек, по крайней мере, не утонет, а я отдохну от двух язв.
– Правый, навались, левый сбавь! – скомандовал старший матрос.
Остров медленно поплыл влево, открывая каменистую расселину.
– Береги весла! – последовала команда.
Матросы напряженно вглядывались в проплывающие мимо в сумерках скалы. С одной из них с маслянистым плеском скользнул в воду тюлень. Я тоже напряг зрение, улавливая среди всеобщей серости более темные пятна, об которые можно повредить лодку. Справа показался большой круглый валун. Сидящий рядом молодой матрос приподнял весло, чтоб не зацепить его лопастью. Вода полилась на камень, и вдруг он ушел целиком под воду, оставив за собой расходящиеся круги, в центре которых лопнул большой пузырь воздуха. Матрос повернул ко мне испуганное лицо, но я только пожал плечами:
– Тюлень, наверное, – сказал я со спокойствием, которого не испытывал.
– Тюлень? – переспросил он, испуганно сглотнув. – Разве бывают тюлени такого размера?
– Наверное, бывают. Может, морская корова? Слышал, что были такие животные, футов тридцать длиной, но вымерли. Видимо, не все.
– Видимо, – неуверенно кивнул матрос. Дальше он греб с опаской, осторожно погружая весло в воду.
– Достаточно! – скомандовал старший.
Матросы подняли весла и начали укладывать их вдоль бортов. Под дном заскрипела галька. Гребцы сноровисто вытащили шлюпку носом на каменистый берег. Правее на пляж выскочила лодка, груженая емкостями с карбидом.
Парни подтащили бочки к лебедке. Пока они поднимали наверх карбид и перекладывали в четырехколесную вагонетку, мы, загрузившись нашими пожитками, полезли по лестнице вверх. На кромке скалы, когда вся небольшая поверхность острова открылась перед нами, я оглянулся. Совсем рядом – рукой подать – ярким светляком в ночи горел огнями наш клипер. Белый клотиковый огонь заливал палубу и зарифленные паруса.
Вдоль борта стояли люди, наблюдая за высадкой, а вокруг судна, насколько глаз хватает – черное море, над ним черное небо, затянутое черными тучами.
Темнота сжала яркий огонь нашего корабля – еще чуть-чуть и раздавит. Я с трудом подавил желание сбежать вниз, к шлюпкам и грести туда, где свет, где люди, где цивилизация, подальше от этих диких безлюдных мест. Потом вспомнил о своих долгах и, сжав волю в кулак, потащился с кладью к маяку.
По ступеням, выложенным вулканическим туфом, я поднялся к распахнутой деревянной двери. Дукат с керосиновой лампой в руке указывал матросам, что куда ставить. Внутри было холодно и сыро, кажется, даже холоднее, чем на улице. Повинуясь его командам, мы с Томми заправили емкости карбидом, подкачали воду. Дукат сам вскарабкался на самый верх и рявкнул оттуда:
– Маршалл! С водой и тряпкой сюда!
Томми через ступеньку рванул по лестнице наверх.
– Линзы грязные! Отдраить, чтоб сияли, как Божья благодать! – услышал я оттуда.
Сверяясь с инструкцией, я дождался нужного показания манометра и перешел ко второй емкости. Старший матрос, задрав голову, крикнул:
– Мы все закончили, сэр. Можем отчаливать?
– Да! – ответил Дукат сверху.
С видимым облегчением матросы сбивчиво попрощались со мной и потрусили к берегу, а я с непонятной тоской проводил их взглядом. Мы остались одни на этом, как сказал матрос, крошечном камушке посреди темноты.
Тут сверху раздался ровный гул, ослепляющий луч разрезал ночную мглу, превратил на мгновение ночь в яркий день. Засверкал снег на темно-зеленой траве, и сразу отпустило напряжение. Истинно сказано в Евангелие: свет солнца прогоняет тьму. Так и все мои страхи и тревоги сгинули под лучами нашего рукотворного солнца. Я перекрестился и потащил свой багаж в спальню.
Заскрипели шестерни, и луч сместился в сторону. На дорожку за окном вновь опустилась непроглядная ночь, но это не испортило мне настроение: от вершины нашего маяка в море уходил яркий луч света, как знак того, что Господь с нами.
Очень быстро оказалось, что самый страшный наш враг – не тьма и штормящее море, а скука. Маяк не требовал многого, и все технические задачи по его обслуживанию занимали незначительную часть времени. Маршалл по большей части валялся на своей койке, разглядывая портрет любимой в медальоне, который носил на груди. Дукат был молчалив, с нами предпочитал общаться исключительно командами и всеми силами нормандской души показывал свое превосходство над жалкими северянами.
День на третий Томми бродил по островку и нашел крошечную бухту с противоположной стороны, а в ней на черной гальке лежала перевернутая вверх дном лодка. На побелевших от старости и морской воды кольях висели сети, а под самой лодкой обнаружились и прочие рыболовные снасти. Обрадованный сверх меры, он влетел в дверь, и, захлебываясь от счастья, поведал нам о своей находке.
Дукат презрительно выпустил воздух сквозь сжатые зубы и сказал: «Меня б спросил. На маяках всегда есть рыбацкая лодка».
Он ушел, а я просто от души поздравил Маршалла с находкой.
С этого дня Томми каждый день выходил рыбачить возле скал, иногда я составлял ему компанию. Мы много разговаривали. Я рассказывал ему о своих морских путешествиях, о далекой Америке. Он слушал меня, открыв рот, а мне, не скрою, был приятен такой собеседник.
Оказалось, что он с малолетства мечтал пойти матросом в королевский военно-морской флот, но рано и удачно женился. Ничто так не отдаляет человека от моря, как счастливая семья, и ничто так не приближает, как сварливая жена. Объединяло нас с Маршаллом и то, что мы оба чувствовали себя намного комфортнее, когда не видели вечно недовольную бульдожью морду Дуката.