Черная Королева тамплиеров
Шрифт:
— Только не сегодня, завтра, — произнес комиссар, поднялся и протянул для прощального рукопожатия руку.
Кася хотела было возразить, что информацию она хотела бы получить сегодня же, но пререкаться не стала и выскользнула за дверь. В приемной улыбнулась пожилой даме в вельветовых брюках и зеленой стеганой куртке. На вид та была старше Манон. Но с другой стороны, Манон всегда тщательно следила за собой, а эта выглядела типичной деревенской жительницей. Да и после семидесяти любые оценки чаще всего обманывали. Кася вышла из здания мэрии и стала прогуливаться, не спуская глаз с входной двери. В своих расчетах она не ошиблась. Пожилая дама вышла минут через сорок. Она огляделась и не торопясь отправилась к парковке. Девушка последовала за ней. Дама через
— Вы меня преследуете? — строго спросила она. — Почему?
— Извините, но я хотела поговорить с вами о Манон Дюранд, мадам Лафон.
— Откуда вам известно мое имя? — недоверчиво переспросила женщина, а потом махнула рукой. — А, это вы выходили от комиссара?
— Да, я, — подтвердила Кася.
— Что вы от меня хотите?
— Я знала Манон Дюранд и хотела бы вам задать несколько вопросов.
— Я рассказала комиссару все, что знала, — устало произнесла пожилая женщина.
— Я вас не задержу, — умоляющим голосом произнесла Кася, — просто я никогда не видела человека, знавшего Манон в течение многих лет. Мы с ней познакомились совсем недавно, и я не совсем верю в ее полную виновность! — рискнула она.
— Насколько я поняла, она оставила письмо, в котором во всем призналась?
— Но ее могли заставить! — изобразила священный гнев Кася, она должна была сделать эту женщину своим союзником. Если для этого надо было соврать — она была готова. Тем более даже если она была уверена в виновности Манон, она совершенно точно знала, что та действовала не одна.
— Манон, заставить? Вряд ли! Хотя все может быть. Угроз бы она не испугалась, но не все так просто… — Женщина задумалась, а потом, махнув рукой, добавила: — Ну что ж, я отвечу на ваши вопросы. Вы не ошиблись, Манон как-то сказала, что из своего прошлого она взяла только меня. Так что, если хотите, я была единственной, кто знал Манон на протяжении всех этих лет, можно сказать, почти с самого детства, вернее, с отрочества.
— Какой она была?
— Манон? Как можно описать человека в двух словах?! Она была страстной, преданной, нетерпеливой, и еще она никогда не забывала ни хорошего, ни плохого. А это очень трудно, не забывать…
— Вы сказали, что знали ее с подросткового возраста, вы учились вместе?
— Да, и учились, и жили вместе, — задумчиво произнесла мадам Лафон и, увидев безмолвный вопрос в глазах девушки, продолжила: — Мы познакомились с ней в очень престижной частной школе для девочек при монастыре Святой Марии Неверской недалеко от Орлеана. Она славилась качеством своего образования, но не только. Еще она была известна строгостью нравов и почти военной дисциплиной. Это было частью престижа школы. Меня это никогда не смущало, я всегда была девочкой послушной и спокойной. Но Манон — другое дело. — Она замолчала и с неожиданным пылом продолжила: — Если бы родители Манон знали, к каким катастрофическим последствиям приведет отправка их дочери в эту школу, то, я думаю, они никогда не сделали бы этот выбор!
— Почему?
— Это старая история, да и потом, какой в этом смысл — тревожить старых демонов?! — покачала головой Колетта.
— Однажды Манон мне сказала, что никогда не смогла себе простить один поступок. Вы не знаете, о чем она говорила?
— Такое себе ни одна женщина не простит, или просто надо не иметь сердца! — с чувством произнесла Колетта. — Но вы извините, мне пора идти. Мой сын ждет меня в машине.
Кася проводила взглядом мадам Лафон и заколебалась: вернуться к комиссару сейчас и продолжить настаивать? Выставит за дверь — это точно. Да и потом, что она узнала? Что Манон совершила нечто, что ни одна женщина себе не простит. Информация была более чем обтекаемая. Решила комиссаровским гостеприимством в кавычках не злоупотреблять, а сначала попытаться выяснить побольше. Во всяком случае, ей была известна школа, в которой училась Манон. Пока добралась до дома, включили электричество, а с ним вернулась иллюзия нормальной жизни. И самое главное — заработал Интернет. Поэтому первым делом набрала в поисковом
— Ты что ищешь? — спросила поднявшаяся в спальню Екатерина Великая.
— Информацию об одной частной школе.
— С каких это пор ты заинтересовалась проблемами местного образования?
— Эту школу окончила Манон, — пояснила Кася.
Екатерина Дмитриевна подошла поближе:
— Самое интересное, что об этой школе я слышала в Париже от одной знакомой, она лет на пять старше Манон. И если верить ее воспоминаниям, жизнь в этом заведении была не сладкой и подходила не для всех.
— И твоей знакомой она подходила?
— Ее чувства были противоречивыми. С одной стороны, она получила прекрасное образование, кстати, карьеру она сделала блестящую. Но от некоторых моментов ее передергивает до сих пор.
— Каких, например?
— Из пансионата их практически не выпускали, категорически запрещалось общаться с кем-либо извне. В город они выходили группами и под внимательным надзором сестер-надзирательниц. И уже не говоря, что о встречах с мальчиками они могли только мечтать. Только самые отчаянные решались на свидания. Носили они одинаковые серые платья, никаких украшений, ничего цветного или яркого. Ну можешь себе представить: девочек, которые до этого привыкли красиво одеваться, кокетничать и прочее, заключают практически в тюрьму и предлагают учиться, учиться и учиться, как завещал вождь мирового пролетариата?! — усмехнулась она.
— От такого волком взвоешь!
— Если бы только это! У монахинь плюс ко всему были несколько специфические представления о гигиене. Во время месячных девочкам выдавались полоски ткани, которые они были обязаны показывать надзирательнице. Хотя, если задуматься, вполне логично. Как они еще могли обнаружить случайные беременности своих подопечных?! — с пониманием покачала головой мать.
— При чем тут беременности? — удивилась Кася.
— Ну представь себе: пансионат с девчонками от пятнадцати до восемнадцати лет? Ты думаешь, возможно всех отгородить от внешнего мира и от представителей мужского пола. Это во-первых, а во-вторых, о противозачаточных средствах тогда не говорили, и они существовали в полулегальном состоянии. Поэтому каким еще образом монахини могли контролировать нежелательные беременности? Ждать, пока живот на нос полезет? Не забывай, что заведение пользовалось заслуженным престижем, в нем учились девочки из привилегированных, а зачастую и приближенных к власти, семей. У моей знакомой папа был министром.
Странная мысль промелькнула в Касином мозгу, очень странная. Она даже сначала не поверила самой себе. Такая глупость. Но чем больше прокручивала ее в голове, тем больше эта идея не казалась ей такой уж необычной и эксцентричной. Она осторожно, словно боясь спугнуть эту чудную, поселившуюся в ее мозгу мысль, спросила:
— Ну а если их подопечная оказывалась беременной, что тогда?
— Аборт в то время был запрещен, его легализировали только в середине семидесятых и то со скрежетом. Поэтому в основном давали выносить ребенка, а потом отдавали в приемные семьи или в приюты. Я как-то особо этим не интересовалась, знаю только, что детей называли: «родившиеся под иксом».
— Мама, а как ты думаешь, что ни одна женщина себе не простит?
— Сложный вопрос, тем более ты говоришь именно женщина, не человек вообще? Почему ты об этом спрашиваешь?
Кася пересказала разговор со школьной подругой Манон. Екатерина Великая задумалась:
— Женщина не знаю, а мать не простит себе боли, причиненной собственному ребенку, — задумчиво произнесла она.
— В этом я с тобой согласна, а еще она не простит себе, если покинет собственного ребенка! — со странной уверенностью произнесла Кася.