Черная кровь. Черный смерч
Шрифт:
– Лихом не поминайте, люди, – глухо сказал Таши и, не оборачиваясь, скользнул под нижней плахой заплота. За спиной царило молчание. Даже Ромар не дерзнул остановить своего выкормыша. Знал – не перед людьми, перед собой Таши в долгу. И пока сам не сочтёт, что долг исполнен, – не будет ему покоя.
Таши змеёй скользнул в пожухлую осеннюю траву. Хорошо, высокие стебли кипрея ещё стояли.
Бойша молча смотрел вслед парню. Какой воин; какой охотник… не может род такого терять. Ишь как ползёт – ни одной травинки не шелохнёт. Может, и не заметят супостаты…
Таши
Калина тянулась густой полосой по крутояру; в непролазную чащу едва ли сунулась бы по доброй воле хотя бы одна диатрима. Но вот между ягодной порослью и частоколом лежало пустое пространство, где незамеченным проползёт разве что желтопузый уж. Один раз ему повезло здесь пробраться, а как он баб-то назад потащит? А, ладно, хотя бы предупредит, чтоб забились в самую крепь и носов не высовывали. Ему помирать невместно. Уника в порубе ждёт. Ничего, ничего, ночью мы с тобой перемолвимся…
А возле ворот застыл Ромар, и лицо его казалось сейчас страшнее лика самого разгневанного Лара. Матхи осторожно поднял руку; зрячие пальцы пробежали по лицу колдуна.
– Тебе его не прикрыть, – еле шевельнулись губы шамана. – Оставь, не мучайся – его участь в руках Лара. Если Великий Предок захочет помочь своему сыну…
«Ну где же, расклюй меня диатрима, эти бабы? Куда их занесло?»
– Рута! – приподнявшись, решился вполголоса окликнуть Таши. И тотчас – услыхал беззаботное щебетание бабьего перетолка. Ишь, балаболки!.. Трезвонят почём зря. Невдомёк дурёхам, что смерть рядом кругами ходит.
Вскочив на ноги, Таши ринулся напролом – сейчас они сюда всех до единого карликов соберут!
– Тихо вы! – зашипел он, выскочив прямо перед опешившими бабами. Кто-то из них даже попятился. А ну как Таши все-таки мангас, да ка-ак начнёт сейчас…
– Разорались! – Таши шептал чуть слышно, но шёпот его наполняла такая ярость, что казалось, будто он кричит. Не должен молодой охотник так говорить с матерями, пусть даже и нестарыми. Но что тут поделаешь? Сами ведь смерть свою накликают, неразумные!
– Ты чего? – насторожённо спросила Рута.
– Того! Диатриты на наш берег прорвались. Селение обложили, отару расклевали! Бойша ворота велел заложить, – хорошо, Крага о вас вспомнила!
– Диатриты?.. – ахнула Рута. Она соображала быстрее всех.
– Ой, ой, что же бу-у-удет-то!.. – у Паты плаксиво скривился рот. Таши сделал зверское лицо, и Пата подавилась воем.
– Чалох-то где? – спросил Таши.
– Так вон спит. Ему же ночью в дозор идти, вот он и отсыпается.
Чалох по-богатырски развалился под кустом, топор и лук отодвинуты в сторону, чтобы не давили под боком. Сладко спит дозорный, только что не похрапывает. Но едва Таши коснулся рукой Чалохова плеча, тот мигом проснулся, а услышав новость, переспрашивать не стал. Велел сидеть тихо, сверкнул глазами на Пату – видно знает, кто из баб может от страха взвыть, – и уполз, чтобы высмотреть всё самому.
– Что делать-то будем? – спросила Рута.
Она была здесь не самой старшей и не самой горластой, но вот подошла беда, Хурак пасть разинул, и все разом облепили Руту, защиты ищут. И она защищает, как может. Побелела, но держится. А остальные мало что в голос не ревут в ожидании, покуда Чалох обратно приползёт. Избаловались бабы за годы беспечальной жизни. Прежде-то, рассказывают, и воевать женщины умели, а в случае нежданной беды не шумели по-глупому, а с полуслова слушались того, кто дело понимает. Недаром власть у них отняли. То-то бы они сейчас накомандовали.
– До ночи в кустах лежать, – ответил Таши. – В темноте птицы у карликов не видят. А то в обход поползём. Есть там местечки, где чертополох близко к городьбе подходит.
Скорее всего, дождались бы Чалоха и решили засесть здесь, в густоте, – но оказалось, что уши у карликов травой не заложило, и шум они всё-таки услыхали.
За спиной Таши внезапно захрустело. В следующий миг, опережая визг перепуганных баб, он крутнулся на месте, почти наугад выбросив короткое копьецо насколько хватило рук.
Проломившись через густорост, диатрима уже совсем было нацелилась одним клевком снести двуногой сыти голову, но этому помешало вовремя подставленное копьё. Удержать оружие в руках после такого удара было невозможно, Таши и не пытался этого сделать, он лишь старался, чтобы воткнувшееся в землю древко не завалилось на сторону. Окажись древко чуть более хлипким, оно переломилось бы от удара, но здесь Таши помогла его предусмотрительность. Не боевое копьё выбрал, а загонное, чуть не в ногу толщиной, каким бегущего быка остановить можно. Плотно примотанный наконечник пробил слой жёстких перьев – диатрима, считай, сама насадила себя на рожон. Ещё никому прежде не удавалось вот так одним ударом разделаться с чудовищем высотой чуть ли не в три человеческих роста.
Вишнёвая птичья кровь частыми толчками побежала по древку. Птица судорожно задёргалась – и рухнула. Карлик успел соскочить; Таши со всего размаху пнул недомерка ногой в спину. Тот полетел вперед, клубком прокатился по земле, вскочил на четвереньки, но больше сделать ничего не успел, Таши уже прыгнул следом, ударив разом обеими ногами. Под ногой громко хрустнуло, карлик обмяк.
– Вот так, – хрипло проговорил Таши, вставая. Рута и остальные глядели на него с ужасом и восхищением. – Не дадут нам тут отсиживаться.
Вернулся бледный и посуровевший Чалох. Глянул на приключившийся разор, побледнел ещё больше и сразу же велел сниматься. Ему тоже в голову пришла мысль ползти в обход пастбища.
– А как же… – вякнула Пата, но Чалох сунул ей кулаком в рёбра, и разговоры прекратились. Таши инда завидно стало, как быстро охотник порядок навёл. Чалоху просто, Пата ему родная сестра, да ещё и меньшая. Он её и в детстве бивал, и сейчас право имеет.
Пошли. За спиной Таши порой раздавались сдавленные всхлипы, но в общем-то было довольно тихо.