Черная луна Мессалины
Шрифт:
А Лилит, помимо всего прочего, внушала древним ужас и как лютая ненавистница детей. Значит, в образе Александры Михайловны Лилит достигла своей цели. Это, уважаемая, уже не легенды, а факты, с которыми не поспоришь. Ростки бунтарских семян, брошенные женственной ручкой валькирии революции и упавшие на благодатную скандинавскую почву, приносят свои горькие плоды всеобщего безумия. Разве вы сами не видите, что мир сошел с ума? Стоит современной Лилит завладеть артефактами, как человечество окончательно свихнется. Вам ни о чем не говорят названия таких городов, как Содом и Гоморра? Что-то мне подсказывает, что все
– Ну конечно, – усмехнулась я. – Жидомасонская теория заговора. Сплошная конспирология.
– Вы напрасно смеетесь, – насупился он. – Я давно изучаю гребень, подолгу сижу возле витрины и вижу непрестанный к нему интерес со стороны разных темных личностей. И вот что я вам скажу, уважаемая. Я прямо физически ощущаю, как от него исходит огромная энергетическая сила. Слушайте, Елена, дайте мне гребень на несколько дней. Я знаю, как нейтрализовать его воздействие. Я придумал специальный аппарат, который излучает гипермагнитные волны, лишающие энергетически заряженный предмет его прежних свойств. О, это уникальная вещь! Безусловно, мой прибор перевернет ортодоксальную науку! Ну, да рано об этом говорить. Необходимо провести серию экспериментов. Для этого мне нужен гребень. Если все получится, Великая Темная Мать больше не сможет диктовать свою волю человечеству. Здравствуйте, Руслан! – не прерывая монолога, вдруг поклонился Цацкель спортивному юноше в кожаной куртке, зорко охраняющему раскладной столик, на котором жуликоватого вида молодой человек ловко крутил наперстки. Еще трое смотрящих в точно таких же черных кожанках стерегли наперсточника с другой стороны стола.
– Не проходим, а подходим! – выкрикивал ловкач, зазывая простаков. – Проверяем внимательность! Кручу, верчу, запутать хочу!
Колпачки скользили по картонке на раскладном столике, привлекая все новых и новых зевак. Несколько добровольцев раз за разом ставили деньги на кон, уверенные в том, что рано или поздно смогут угадать, под каким из трех наперстков шельмец скрывает шарик.
– Салют, Ароныч! – заулыбался, как старому знакомому, Руслан, покидая пост у стола. – Как наши делишки?
– Спасибо, дорогой, хорошо, – торопливо заверил его бывший сотрудник музея, улыбаясь заискивающе и жалко. – Скоро рассчитаемся.
– То-то же, – хмыкнул спортивный Руслан, возвращаясь к столу.
– Безобразие! Это мошенничество! – вдруг донеслось из толпы вокруг наперсточника. – Позовите милицию! Я видела, как он спрятал шарик между пальцами! Товарищи! Нас обманывают! Ни под одним из наперстков шарика нет!
– Проваливай, старая дура, – угрожающе двинулся на голосящую женщину Руслан, утрачивая интерес к Цацкелю. – Вали, говорю, овца, если в рожу получить не хочешь!
– Ваши друзья? – поинтересовалась я, ускоряя шаг.
– Да какие там друзья, – шмыгнул носом Николай Аронович, стараясь идти в ногу. – Так, знакомые.
Удивляясь широте интересов этого удивительного человека, я свернула с оживленной набережной в тихий заснеженный переулок.
– Ну, так что с лунным гребнем? – напомнил Цацкель.
Я остановилась у припаркованной рядом с продуктовой палаткой машины и недоверчиво уточнила:
– Вы это серьезно? Николай Аронович…
– Зовите меня Ник, – быстро перебил толстяк, рассчитываясь в палатке за шоколадку.
– Ну, хорошо, пусть будет Ник, – неохотно
Цацкель торопливо прожевал, шумно сглотнул, сунул обертку в карман, сложил озябшие ладошки на груди и, выдыхая клубы пара, просительно затянул:
– Всего на несколько часов. Мне очень нужно.
– Охотно верю, но ничем не могу помочь, – жестко отрезала я. По опыту знаю, что подобные типы понимают только язык силы. – Я не имею права выпускать музейный экспонат из рук.
– А штатовская шлюшка с позорным именем тоже будет раздеваться в этом гребне под вашим неусыпным надзором, уважаемая Елена? – насупился он.
– Само собой. Я глаз с гребня не спущу. И уж, можете не сомневаться, ни под каким предлогом не позволю вынести его из стен ночного клуба.
Смахнув снег с ручки и открыв дверку машины, я уселась за руль и, несмотря на горячие протесты Николая Ароновича, стучавшего в лобовое стекло, тронулась с места.
Москва, 1952 год
Столица Коте не понравилась. Всю дорогу до дома бабушки мальчик смотрел по сторонам и удивлялся залитым огнями улицам, высоким домам и огромному количеству машин. Ощущая внутренний трепет, он сжимал в кулаке значок с героем любимого журнала, желтым щенком Мурзилкой в красном берете и шарфике, которого выпросил у отца на вокзале, чтобы не остаться в долгу и ответить на подарки бабушки встречным сувениром. Перед серым мрачным домом, длинным и неприветливым, мальчик окончательно струхнул.
Однако старуха, открывшая им дверь, оказалась еще страшнее, чем серый дом. Котя с неприкрытым ужасом рассматривал пожилую женщину с маленькими слезящимися глазками, такими же красными, как у крысы-альбиноса, обитавшей у них в бараке. Крыса была давним врагом Коти, пугая его дерзкими вылазками на середину комнаты в поисках еды, и теперь мальчику казалось, что животное специально перебралось сюда, в Москву, чтобы держать неприятеля в вечном страхе. Стоя в коридоре с чемоданами в руках и не замечая смятения сына, отец деловито говорил:
– Мы, мама, имеем право здесь жить. Ты получала эту квартиру и на меня тоже.
– А эти на что имеют право? – усмехнулась крысоподобная бабка, наклоняясь и выпуская на Котю папиросный дым.
Глядя в ее приблизившееся лицо, мальчик обмер – у бабушки железные зубы! И едва заметный горб за спиной! Да ведь она ведьма!
– Гертруда Яновна, не дымите на ребенка, – сердито попросила мама, и Котя испугался еще сильнее. Гертрудой звали злую колдунью из скандинавских сказок, заманивающую доверчивых мальчиков и девочек в свой пряничный дом.