Черная Луна
Шрифт:
— Не слишком здесь уютно работать, — заметил Пурис.
Молодой писец поднял голову и улыбнулся.
— Мне здесь нравится, — сказал он и, поднявшись из-за стола, надел отороченную мехом шапку. — Прошу прощения, советник, мне надо уйти. Я должен проверить, как разгружают фургоны.
— Да, конечно. Спасибо. — Пурис протянул ему руку. Молодой человек пожал ее и вышел из конторы.
Сбросив плащ, Пурис подошел к столу и принялся просматривать конторскую книгу. Почерк у молодого писца был четкий и аккуратный. За последние две недели в город прибыло около трехсот двадцати фургонов — с зерном, мукой, солониной, специями, сушеными фруктами и вином с островов. Почти все эти припасы доставлялись через порт Лоретели, и поставки по большей части организовывал купец Ландер. Пролистав книгу, Пурис обнаружил, что за последние три месяца объем поставок через Лоретели постепенно сокращался — и одновременно росли цены. В этом состоял непреложный закон экономики: когда спрос превышает предложение, цены взлетают, точно стая вспугнутых голубей.
Вернулся молодой писец и, похоже, опешил при виде Пуриса, сидевшего за его столом.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, советник? — осведомился он. Пурис поднял на него глаза и увидел, что тот явно напуган.
— Я просто изучал записи о поставках, — сказал он. — Боюсь, что нам грозит голод.
— Сударь, я уверен, что герцог что-нибудь придумает, — с заметным облегчением заверил молодой человек. — Не хотите еще чаю?
— Нет, я должен идти. — Они снова пожали друг другу руки. — Как тебя зовут?
— Келлис, сударь.
— Спасибо тебе за гостеприимство, Келлис.
Пурис прошел по Складской улице, свернул в проулок и, выйдя на главную улицу, направился ко дворцу. Уютно устроившись в своем кабинете, он позвал к себе писца Ниро, тощего, как скелет, с жесткими, коротко остриженными волосами.
— Что ты знаешь о молодом человеке по имени Келлис? — спросил он. — Он работает в конторе, что за складскими воротами.
— Ничего не знаю, сударь, — ответил Ниро, — но могу разузнать.
— Так сделай это, и как можно скорее, — сказал Пурис и, сняв плащ, повесил его на крюк, вбитый в стену. Затем он занялся намеченными на сегодня делами — просматривал список оружейников и заказы на мечи, копья, арбалетные болты и прочее военное снаряжение. Он почти покончил с делами, когда вернулся Ниро.
— Сударь, — сказал писец, — я кое-что для вас разузнал. Келлис работает у нас уже два года. Его отец был сапожником в Южном Квартале, мать — вышивальщица. Келлис обучался у монахов Авера и с блеском сдал экзамены. Он не женат и живет в доме на Квартальной улице. Что еще вы хотели бы знать, сударь?
— Говоришь, его отец — сапожник?
— Да.
— Дом принадлежит Келлису?
— Я… я не знаю, сударь.
— Так узнай.
И снова Пурис вернулся к работе. Он позвал писца и продиктовал несколько писем, в том числе и письмо к Ландеру, в котором спрашивалось, почему фургонов с мукой прибыло меньше, чем заказывали.
Около полудня вернулся Ниро, посиневший от холода.
— Присаживайся, — сказал Пурис и, видя, как писец потирает иззябшие руки, распахнул заслонку печи. Комнату наполнило приятное тепло.
— Спасибо, сударь, — пробормотал Ниро. — Да, дом принадлежит Келлису. Он купил его четыре месяца назад за двести золотых. Превосходный дом, с конюшней и яблоневым садом.
— Откуда у сына сапожника столько денег?
— Я так и думал, сударь, что вы об этом спросите, потому-то и задержался. Келлис одолжил деньги у…
— Купца Ландера, — докончил за него Пурис.
— Верно, сударь, — удивленно подтвердил Ниро. — А откуда вы это знали?
— У Келлиса на пальце золотой перстень с крупным изумрудом. Простой писец не может позволить себе такую безделушку. Ступай в ратушу, Ниро, и выясни в городском архиве, сколько складов принадлежит Ландеру, в том числе и те, что он взял в аренду. Сделай это незаметно. Я не хочу огласки.
— Хорошо, сударь.
Пурис прикрыл заслонку печи, надел плащ и теплые рукавицы и, выйдя на заснеженную улицу, пошел к южным воротам. Примерно в четверти мили от ворот он остановился — здесь стояли домики, которые герцог подарил отставным солдатам за верную службу. Пурис постучал в первую дверь — ответа не было. Тогда он перешел к соседнему дому и снова постучал. Изнутри отозвался старушечий голос:
— Кто там? Что вам нужно?
— Я советник Пурис, госпожа. Не могли бы вы уделить мне немного времени?
Заскрипели, отодвигаясь, засовы, и дверь со скрежетом отворилась. Войдя в дом, Пурис поклонился хрупкой седовласой женщине.
— Мне сказали, что я могу здесь остаться, пока не помру, — заявила та. — Это мое право, ясно? Я не пойду в богадельню — скорее уж повешусь.
— Успокойтесь, — мягко сказал Пурис, — я пришел не за этим. Вы хорошо спите, госпожа?
— Ну да, — настороженно признала она, — хотя уж не так крепко, как бывало.
— Я только хотел узнать, не мешает ли вам по ночам шум фургонов.
— Нет, — сказала старуха. — Я порой сижу у окна и все гляжу, как они едут мимо. Я ведь сейчас почти не выхожу — слишком уж холодно. Приятно, когда есть на что посмотреть.
— И часто проезжают здесь фургоны? — спросил Пурис.
— Да почитай, трижды в неделю. И их много.
— Прошлой ночью они тоже проезжали?
— Ага. Часа за три до рассвета.
— И много их было?
— Да с полсотни или чуток поменьше.
— Спасибо, что уделили мне минутку. — Пурис повернулся к двери. — Здесь очень холодно. У вас нечем топить?
— На герцогскую пенсию не разгуляешься, — с горечью ответила она. — Мой муж тридцать лет воевал за герцога. Теперь он умер, и пенсию мне урезали вдвое. На еду, конечно, хватает, а что до холода — я к нему привыкла.
— Госпожа, вам сегодня же доставят уголь. Пурис опять поклонился и вышел из дома.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Писец Келлис был взят под арест в собственном доме и доставлен в дворцовую темницу, где ему предложили выбор между пыткой и чистосердечным признанием. Келлис был человек умный и не лишенный отваги, он понимал, что признание у него так или иначе вырвут пыткой, и предпочел молчать.