Черная Луна
Шрифт:
— Трогай! — рявкнул Ландер на кучера. Подобное зрелище не для человека, который собрался поужинать.
Кто-то шагнул к дверце кареты, рывком распахнул ее. Солдат в шлеме с плюмажем опустил лесенку.
— Выходи, сударь, — отрывисто бросил он.
— Что ты себе позволяешь? Я — гость герцога, он ждет меня.
— Так точно, ждет. А теперь выходи.
Мысли Ландера заметались, но он никак не мог придумать, как бы еще возразить этому наглецу. Держась за дверцу, Ландер встал и спустился по ступенькам. Перед каретой и вправду стоял герцог Альбрек, а с ним — советник Пурис и Ниро, тот самый писец из складской конторы.
— Добрый вечер, государь, — промямлил Ландер. — Я, право, теряюсь в догадках…
— Узнаешь этого человека? — перебил герцог, указав на одного из повешенных. Это был писец Келлис. Остальные — стражники с южных ворот. В глазах у Ландера помутилось.
— Узнаешь? — повторил герцог.
— Да, государь, но я уверяю вас…
— Твои уверения, Ландер, для меня пустой звук. Ты обманул меня и едва не вызвал в Кордуине голод. Твои товары, земли и состояние конфискованы.
Теперь уже Ландер дрожал всем телом.
— Государь, я признаю, что был… небрежен в делах. Но у меня и в мыслях не было прибегать к обману! Все доставленные товары хранятся на моих складах. Я… я дарю их вам.
— Они уже мои, — холодно ответил герцог. — Повесить его!
Ландер слышал эти слова — но не мог поверить собственным ушам.
— Государь, умоляю… — начал он, но два солдата схватили его за плечи и поволокли к эшафоту. У эшафота Ландер принялся брыкаться и извиваться, но третий солдат со всей силы ударил его кулаком в лицо. На эшафот Ландера втащили, словно куль с мукой. Ему связали руки за спиной, накинули на шею петлю и туго затянули. Он захныкал, умоляя о милосердии. Затем пол под ним канул в пустоту — и наступила тьма.
— Не понимаю, для чего он это делал, — сказал герцог. — Он ведь уже был несказанно богат. Заломил мне такие цены, что наверняка получил огромную прибыль.
— Некоторым людям, государь, — сказал Пурис, — любая прибыль кажется слишком скромной. Ландер знал, что когда казенные закрома опустеют, за его товары заплатят любую цену. Доставляя продовольствие тайком, он всегда мог сказать, что купил его раньше, чем был издан ваш указ.
— Такая алчность для меня непостижима, — промолвил герцог. — Зато, мой добрый Пурис, я хорошо знаю цену подлинной преданности. Ты сослужил мне неоценимую службу. Теперь дом Ландера и все его земли — твои.
— Благодарю, государь, — низко поклонившись, ответил Пурис.
— А теперь мне пора отправляться на ужин, — сказал герцог, садясь в свою карету. Ниро подошел к Пурису.
— Поздравляю, сударь, — сказал он с поклоном. Маленький советник тихо засмеялся.
— Семнадцать складов, битком набитых продовольствием, — довольно, чтобы пережить самую суровую зиму, да и казна теперь полна, как никогда. Прекрасный выдался денек, Ниро!
— Воистину так, сударь.
— Что я вижу? У тебя новые сапоги?
— Да, сударь. Я купил их нынче днем.
— Похоже, они дорогие.
— Это так, сударь. Мне помог приобрести их купец Ландер.
— Надо же, каким он оказался благотворителем, — хмыкнул Пурис.
Назавтра, ранним утром, маленький советник постучал в дверь дома, принадлежавшего Ландеру.
Сопровождаемый отрядом стражников, он вошел в дом и послал за Мириак. Куртизанка, одетая в простое белое платье, спустилась в зал. Пурис глаз не мог оторвать от ее красоты — ослепительное золото волос, нежная белизна кожи. Он провел женщину в парадную гостиную и со всей возможной деликатностью сообщил о цели своего визита. Мириак слушала молча, опустив глаза и ничем не выдавая своих чувств.
— Итак, — сказала она, когда Пурис смолк, — Ландер мертв и дом теперь принадлежит вам. Когда мне следует съехать?
— Госпожа моя, — ответил Пурис, — тебе нет нужды уезжать. На самом деле я страстно желал бы, чтобы ты осталась. Я принес для тебя небольшой подарок.
Сунув руку в карман, он вынул ожерелье, купленное Ландером, и аметист, похожий на слезу. И с радостью увидел, как прекрасные глаза Мириак заблестели, и она не колеблясь протянула руку.
Стены покоев Карис были увешаны набросками. На северной стене красовались тонко прорисованные ландшафты — холмы и долины к северу от Кордуина, равнинные места, расположенные достаточно близко от стен города, чтобы дароты могли поставить там катапульты. На западной стене висели чертежи городских укреплений, размеченные цифрами — где и сколько поставить на стенах солдат, по каким маршрутам снабжать их провизией. На южной стене была большая карта самого Кордуина — на ней Карис отметила здания, в которых можно разместить лазареты и оружейные склады.
Карис сидела на кушетке, просматривая отчеты, присланные Пурисом — о производстве арбалетов и арбалетных болтов. Если повезет, к началу весны у них будет около восьмисот арбалетов и свыше десяти тысяч болтов. В дверь постучали, и, кланяясь, вошел слуга.
— Госпожа, — сказал он, — там пришел человек, который хочет поговорить с тобой. Утверждает, что он твой друг.
— А у этого друга есть имя?
— Неклен, госпожа.
— Впусти его.
Карис поднялась с кушетки навстречу гостю — и при виде его, как могла, постаралась скрыть свое потрясение. Неклен всегда был худощав и жилист, но теперь походил на живой скелет. Изможденный, с запавшими глазами, он, казалось, с последней их встречи постарел на десять лет. Вместо левой руки была культя, обмотанная почерневшей от крови повязкой.
— Входи, друг мой, и присядь, — сказала Карис и велела слуге принести еды и вина.
Неклен устало осел в кресло и закрыл глаза.
— Ох, до чего же я устал… — невнятно пробормотал он. Затем уронил голову на грудь, и дыхание его стало глубоким, сонным. Когда слуга принес хлеб, масло, сыр и копченое мясо, Карис велела ему прислать врача. Потом подошла к седобородому ветерану и приложила пальцы к его шее, нащупывая пульс. Тогда Неклен открыл блекло-голубые глаза и слабо усмехнулся.
— Я пока еще жив, Карис. Хотя по всем законам должен был умереть.
Он со стоном выпрямился. Карис подала ему кубок с красным вином, и Неклен выпил все до капли. Потянулся левой рукой к хлебу — и застыл, озадаченно глядя на культю.
— Проклятие, я ведь до сих пор чувствую свои пальцы. Странно, правда?
Карис отрезала ему два толстых ломтя хлеба и щедро намазала их маслом. Затем отрезала приличный ломоть сыра. Неклен медленно поел и снова откинулся на спинку кресла.
— Я был в Прентуисе. Говорю тебе, никто и никогда не видел еще такой бойни. Мы выехали против даротов. Гириак возглавлял атаку. Только наши мечи против них были все равно что ивовые прутики. Я рубанул одного урода мечом по шее — и меч отскочил! Даже кожу не поцарапал, представляешь? Он ответным ударом рубанул мой щит — и рассек его надвое, да вдобавок отрубил мне руку. Мы и глазом не успели моргнуть, как были разбиты, сотнями порублены на куски. Я видел дарота, из которого торчал десяток стрел, а он все дрался — и хоть бы что. Хочешь знать, что случилось с Гириаком?