Черная моль (Черный мотылек) др.перевод
Шрифт:
— Не рановато ли, Лавиния? — заметил он и указал на ее траурный туалет. Она нетерпеливо оттолкнула его руку.
— О, Дики, ну какое это имеет значение? Разве это так уж важно? И потом, я ведь не прошу тебя ехать со мной…
— Нет, — ответил он и в голосе его звучали одновременно грусть и усмешка. — Я это заметил, дорогая…
— Ах, нет, ты меня неправильно понял! Я вовсе не хотела обидеть тебя, пойми! Ты же не думаешь так, а, Дики?
— Нет, конечно, нет, — вздохнул он.
— Милый, добрый мой Дики! — она снисходительно потрепала его по щеке. — Так значит, ты разрешаешь мне ехать, да? Нет, послушай, ты ведь сам видишь, какая я стала бестолковая и раздражительная, а все потому, что мне нужна перемена.
— Да, дорогая, знаю. Но со дня смерти отца не прошло еще и шести недель, и мне кажется, что…
— Ну, пожалуйста, Дик, пожалуйста! Прошу, не говори нет! Ты делаешь меня такой несчастной! Ну, не будь же таким злым, Дики! Позволь мне поехать! Не запрещай!
— Я не запрещаю. Я просто прошу тебя остаться, Лавиния. А если тебе так нужна перемена, то готов отвезти тебя в Бат, еще куда-нибудь, куда захочешь. Не обижай меня. Ехать сейчас в Андовер тебе просто неприлично.
— Бат, Бат!.. Что делать в Бате в это время года? Это, конечно, очень мило с твоей стороны, но я хочу в Андовер! Хочу повидать всех своих старых друзей. Хочу отдохнуть от дома. Здесь так мрачно и так ужасно скучно после… после смерти милорда!
— Ну, разумеется, ты поедешь, дорогая… Но только прошу помнить, ты в трауре и…
— Но именно об этом я и хотела бы забыть! О, Дики, ну не будь таким жестоким, умоляю!
— Нет, дорогая, конечно, нет.
— Ах, как же я рада! Как это мило с твоей стороны, Дики! Однако, признайся, в глубине души ты, наверное, рад избавиться от меня на недельку, а? — и, раскрыв веер, она кокетливо прикрыла им личико. Ричард не сдержал улыбки.
— Боюсь, что буду страшно скучать по тебе, дорогая.
— О!.. — она опустила веер. — Зато подумай, как ты обрадуешься моему приезду! И я, конечно, тоже! Да мне достаточно отдохнуть от этого дома хотя бы недельку и потом несколько месяцев я буду, как шелковая!
Лицо его смягчилось, он поймал ее руку в свою.
— Милая, если б я был уверен, что ты будешь скучать по мне…
— Конечно буду, Дик! Ой, умоляю, только не мни мне платья! Разве я не буду скучать о нем, а, Трейси?
Только тут Ричард вспомнил о присутствии своего шурина. Развернулся и направился к лестнице.
— Так вы твердо вознамерились похитить у меня жену? — шутливо спросил он.
Трейси не спеша спустился, открыл табакерку.
— Да, мне нужна хозяйка в доме, — ответил он, — и я просил ее, — тут он сделал паузу, — э-э… почтить Андовер своим присутствием. Могу ли надеяться увидеть вас своим гостем, в удобное вам время?
— Благодарю, но нет, пока нет… Сейчас, как вы понимаете, у меня нет настроения веселиться, о чем так мечтает моя бедная Лавиния.
Герцог отвесил ему легкий поклон и они все трое вышли на террасу. Лавиния смеялась и болтала без умолку — такого звонкого серебристого смеха Ричард не слышал уже давно. И за обедом она была и сердцем и душой их маленькой компании, мило кокетничала с мужем, старалась угодить ему во всем. Она своего добилась, а потому пребывала в отличном настроении, которое не могло испортить ничто, даже вино, случайно пролитое на новое шелковое платье.
Глава 6
Осень и зима пролетели как-то незаметно, и апрель застал Карстерсов в Бате, куда леди Лавиния все же вынудила мужа поехать, вопреки его желанию остаться в Уинчеме с Джоном. Сама Лавиния не слишком стремилась быть с ребенком и вполне удовлетворялась тем, что Ричард время от времени ездил в Уинчем проверить, все ли благополучно с сыном.
В целом она была довольна тем, как прошла зима. Ей удалось уговорить Ричарда открыть для приемов Уинчем-хаус на Мейфэар [7] , в городской резиденции графа, где она устроила несколько очень
7
Мейфэар — фешенебельный район лондонского Уэст-Энда.
Единственное, что портило настроение Лавинии, так это хроническая нехватка денег. И не то, чтобы она знала в чем отказ от мужа — были бы ее желания в рамках разумного. Однако фантазиям ее не было предела: она могла вдруг потребовать новый кабриолет, обитый изнутри бледно-голубым бархатом — не потому, что ее старый вдруг стал непригоден или обивка в нем поистрепалась, — вовсе нет, просто ей надоели малиновые подушки. Или же вдруг она могла захотеть какую-нибудь новую и безумно дорогую вещицу, а приобретя ее, через неделю совершенно к ней остывала.
Ричард безропотно дарил ей комнатных собачек (самых породистых), пажов-негритят, драгоценности и бесчисленное множество безделушек, за что она вознаграждала его сияющими улыбками и самыми нежными ласками. Но когда она потребовала перемебелировать Уинчем-хаус во французском придворном стиле и выбросить на помойку всю нынешнюю чудесную мебель времен королевы Анны, а вместе с ней — все старинные гобелены и бесчисленные ширмы и шторы, тут он проявил твердость, удивившую даже ее. Никогда, следуя ее прихотям, не позволит он менять что-либо в доме Джона. Ни стенания, ни слезы Лавинии не тронули сердца Ричарда, а когда она надулась и замолчала, он выбранил ее столь грубо, что она испугалась и унялась, впрочем, ненадолго.
Целую неделю грезила она лишь французскими креслами, а затем вдруг, как это уже часто случалось, охладела к затее и вскоре напрочь забыла о ней.
Ее счета от портных превосходили все мыслимое и немыслимое и принесли Ричарду немало бессонных ночей, однако она всегда так очаровательно каялась, что он просто не мог долго на нее сердиться, и в конечном счете пришел к выводу, что ему доставляет куда большее удовольствие тратить деньги на бесконечные прихоти жены, нежели на ее братьев. Она была то холодна, то пылала к нему страстью, то вдруг бросалась задабривать его и была при этом так мила и обольстительна, а назавтра злобно огрызалась, когда он заговаривал с ней.
В начале сезона он послушно вывозил ее на приемы и балы-маскарады, но затем она начала выезжать то с Эндрю, то с Робертом — оба они жили в городе — чью веселую компанию предпочитала несколько угрюмой заботливости мужа. Трейси бывал в Лондоне редко и задерживался всего на несколько дней, а потому Карстерсы, к великому облегчению Ричарда, видели его редко. Карстерс терпеть не мог полковника лорда Роберта Бельмануара, а уж герцога так просто ненавидел и не только по причине вечных насмешек, которые тот отпускал в его адрес, но из-за дурного влияния, которое Трейси оказывал на Лавинию. Ричард не на шутку ревновал его к жене и с трудом сдерживался, когда его светлость навещал миледи. Справедливо или нет, но только Трейси он винил во всех безумствах Лавинии и в ее периодических припадках гнева. Его светлость был человеком проницательным, вскоре догадался об этом, и с издевательским упорством стал дразнить Ричарда, всячески поощряя экстравагантные выходки сестры и неизменно навещая ее всякий раз, когда бывал в городе.