Черная невеста
Шрифт:
В конце фразы он споткнулся, потому что тоже увидел Ксению и узнал ее. «Черт возьми, – подумал неприятно удивленный Бедфорд, – что моя бывшая машинистка делает среди гостей? Сейчас, конечно, на вечера приглашают всех, кого ни попадя, но… но должны же оставаться хоть какие-то приличия, в конце концов!»
Однако он тотчас забыл о приличиях, потому что к нему подлетела маленькая экспансивная зобастая дама, вся увешанная гремящими бусами и экзотическими браслетами. На буксире дама волокла такого же маленького господина лет сорока с одутловатым
– Билли! – вскричала дама, всплеснув руками и затрещав всеми браслетами, как гремучая змея. – Дорогой Билли, как я рада тебя видеть!
Если Уильям Бедфорд не любил видеть своих машинисток на той же вечеринке, на которую пригласили и его, то еще больше он не любил, когда его называли Билли. Впрочем, за три года совместной жизни он так и не сумел внушить третьей жене, что подобная фамильярность ему неприятна.
– Дорогая Клем… Однако мир тесен, да? Хочешь не хочешь, а приходится встречаться.
«Лучше бы я остался дома, – обреченно помыслил он. – Вечер превращается черт знает во что».
– Это Билли, мой муж, – прощебетала миссис Клементина Бедфорд. – А это Огастес Мэнтл. Любовь всей моей жизни! – победно объявила она и поглядела на Огастеса блестящими от гордости глазами.
И тут мистер Бедфорд окончательно понял, что хочет назад в викторианскую эпоху, когда машинистки не разгуливали по светским раутам, а жена не представляла любовника мужу, с которым, между прочим, до сих пор не была разведена, и не заявляла ему, что нашла любовь всей своей жизни.
– Милая Клем, я так за тебя рад! – промолвил он с нескрываемой иронией. – Вы поэт или прозаик, мистер Мэнтл?
По опыту предыдущих лет мистер Бедфорд помнил, что все великие любови его жены покушались заниматься сочинительством, но литература отчего-то не одобряла их покушений.
– Оги торгует чемоданами, – объявила миссис Бедфорд.
«Какое счастье!» – язвительно подумал писатель.
– Но мечтает написать пьесу, которая его прославит, – добавила супруга. – Строго между нами, современный театр никуда не годится. У Оги есть такие идеи…
Всю свою писательскую жизнь мистер Бедфорд слышал о людях, у которых есть идеи. Иногда эти люди даже брали его за пуговицу, отводили в уголок и, пугливо озираясь, шепотом начинали излагать свои идеи, которые, как они были убеждены, принесут им славу и деньги, если удастся их воплотить. Изложение, как правило, выходило крайне запутанным и производило на Бедфорда самое удручающее впечатление. По какой-то прихоти судьбы творцы идей почему-то никогда не могли придать своим идеям внятную форму, не говоря уже о том, чтобы выразить их в мало-мальски художественном виде. Если авторы идей начинали писать рассказ или роман, он редко продвигался дальше первой страницы, но это их не обескураживало. Вскоре их обычно осеняла новая идея, еще более плодотворная, еще более гениальная, и они объявляли, что уж теперь-то – непременно – обязательно – напишут нечто такое, от чего земля вздрогнет. Но время шло, творцы идей почему-то не создавали ничего путного, а земля если и дрожала, то исключительно по причине землетрясений, которые не имеют к творчеству никакого отношения.
– Если у вас есть идеи, главное – никому их не выдавайте, – в порыве вдохновения шепнул Бедфорд Огастесу. – Клем наверняка вам говорила, что в писательской среде все только притворяются друзьями, но на самом деле все терпеть друг друга не могут. Кому-нибудь расскажете свою идею, и ее обязательно украдут.
По выражению паники, проступившему на лице мистера Мэнтла, Бедфорд догадался, что о его великой идее не был осведомлен только глухой – и, посмеиваясь про себя, отошел от камина, чтобы незаметно скрыться. Однако миссис Бедфорд не дала ему бежать и настигла его в дверях гостиной.
– Билли, как это похоже на тебя – до смерти пугать человека, который не сделал тебе ничего плохого! – укоризненно промолвила она, качая головой, отчего ее короткие темные кудри осуждающе затрепетали.
«Как это не сделал? – изумился про себя злопамятный Бедфорд. – А спать с моей женой – это как?»
– Но все равно, я рада, что увидела тебя, потому что хотела… что же я хотела? – перебила себя Клементина, театральным жестом приложив руку ко лбу. Браслеты вновь загремели. – Ах да! Нам надо с тобой обсудить эмиграцию.
– Что? – переспросил озадаченный писатель.
– Нет, не эмиграцию… Эманацию? Нет, не то… Ах да, инфляцию! Все эти иностранные слова просто сбивают меня с толку… Оказывается, из-за инфляции цены растут, хотя товары остаются теми же, что и раньше. Мне очень жаль, Билли, но женщина с моими духовными запросами просто не может существовать на те деньги, которые ты мне платишь.
– Полагаю, что духовные запросы обходятся все же дешевле, чем великий творец Оги Мэнтл, – не удержался Бедфорд.
– Билли! – в экстазе вскричала миссис Бедфорд, широко распахивая глаза. – Неужели ты ревнуешь? Как это мелко… хотя, если посмотреть с другой стороны, Верлен сказал, что ревность… или не Верлен? Одним словом, Билли, ты должен пересмотреть мое содержание. Я просто не могу…
– Милая Клем, – вежливо, но твердо промолвил писатель, дергая шеей, потому что воротник вдруг стал отчего-то казаться ему слишком тесным, – я буду платить тебе столько, сколько платил до этого, и ни пенни больше. Точка!
– Ты разочаровал меня, Билли, – промолвила миссис Бедфорд после паузы. – Очень, очень разочаровал. Я полагала, что пять совместных лет…
– Всего три года.
И по его непреклонному виду Клементина поняла, что ей придется пустить в ход тяжелую артиллерию.
– Ты меня бил, – заявила она.
– Я? – остолбенел писатель, который в жизни ни на кого не поднял руку. – Когда?
– Все время, – трагически проговорила Клементина, придвигаясь к нему поближе. – А когда ты не бил меня, ты пил.