Чёрная пешка
Шрифт:
Естественно, никаких выходных и отпусков для рабынь не полагалось. Рабочий день в службе санитарной очистки длился пять часов. Три с половиной часа отводилось на сон. Полтора часа занимали питание и самообслуживание (уборка барака, починка одежды, личная гигиена и прочее).
"Дзэ" №44-218 вместе с другими убирала мусор с улиц. И здесь повезло, ведь могли прикрепить к отряду обслуживания общественных туалетов. Островитяне, конечно, люди очень чистоплотные, но все же... Или вот взять бедолаг, каким довелось в мусороперерабатывающий цех угодить - не позавидуешь.
За двенадцать лет в отряде сменилось четыре начальницы. Все они были очень довольны молчаливой и старательной № 44-218, постоянно назначали ее старшей по наряду. Сочувствовать рабам в Империи или хотя бы просто
Работа дворников имела заметные преимущества. Так, требуя от невольников знания эм-до и одобряя умение читать на нем, островитяне воспрещали невольникам пользоваться книгами и газетами. "Дзэ" № 44-218 часто добровольно вызывалась трудиться в ночную смену. Начальницы, полностью доверявшие добросовестной рабыне, отправлялись досматривать сны, а она, быстро закончив работу, доставала выуженную в макулатурном баке затрепанную книжку, под утро, перед тем как отправить в измельчитель, залпом проглатывала ее содержание.
Некоторые рабыни стремились завести ребенка. К беременным было особое отношение: их переводили на легкие работы, а накануне родов вообще освобождали от труда. В случае рождения больного ребенка, он просто исчезал, а для рабыни через две недели возобновлялись трудовые будни. Если же дитя рождалось здоровым, то в течение года кормящие матери получали дополнительный паек, питание для ребенка и "надомные" задания. Годовалого ребенка забирали в ясли при детских домах, где он ожидал усыновления. Несколько невольниц из ее отряда уже по два раза прошли через такое материнство, а одна даже умудрилась трижды родить мальчиков. "Дзэ" № 44-218 никогда бы не смогла этого сделать, даже если бы была моложе и красивее. Никогда! Глаза больного сынишки и убитого мужа продолжали сниться ей, хотя не так часто, как раньше. Вдобавок, отцами малышей, рожденных невольницами, становились те самые щенки, из которых впоследствии вырастали бритолобые белые псы с окровавленными пастями. Дело в том, что семейные мужчины Желтого Пояса и помыслить не могли о том, чтобы прикоснуться к рабыне. Измена женатого с любой островитянкой, замужней или свободной, была внутренним делом семьи. Холостяк мог сколько угодно вступать в связи с гражданками империи, мораль это не приветствовала, но и не предусматривала преследований донжуана. Но взаимоотношения с рабыней вызывали единодушное общественное порицание и бойкот нарушителя. Его оставляла жена, он терял семью, детей, работу. Шлейф позора тянулся за ним на всю жизнь, лишая возможности не только карьерного роста, но даже дальнейшего устройства своей судьбы. Только шестнадцатилетние гаденыши, которых по окончании гимназии ждали белые паспорта и униформы "океанских змеев", начинали напропалую шляться по баракам рабынь накануне выпускных экзаменов и отправки в армейский пояс.
"Дзэ" № 44-218 поднесла сумку к струящемуся у подъезда свету фонаря, заглянула внутрь. Бутылка с золотистой этикеткой и такого же цвета вином. Само собой, нести его своим может только сумасшедший. Рискнуть отойти здесь подальше в тень и пригубить? Кто знает... Несколько глотков, первый раз за двенадцать лет... Заметят? Вряд ли, начальницы в бараке не будет. А если и заметят, что тогда? Отправят к ассенизаторам? Ну, так что ж, надоело все! Пробка вытаскивается легко... Боги, как замечательно... Мягкий белый батон пусть лежит, поделим на всех, когда вернусь. Компот, колбаса, сыр, разные маринады, салат в упаковке. А вот и их прославленный пирог. Ах, какие они сентиментальные, эти островитяне, какие приверженцы добрых семейных традиций: "О, весенняя вишня в цвету, о, новогодний вишневый пирог". Отломить кусочек сыра и глотнуть вина... Вкусно... Спасибо ему...
Кому? Да кто же это вообще был? "Дзэ" № 44-218 вдруг перестала жевать, съежилась и попятилась прочь из конуса фонарного света. То, что это не островитянин, она поняла сразу, еще до того, как он спросил: "Вы хонтийка?" Но что случилось потом, в тот момент, когда их глаза встретились? Ей показалось, будто произошло то, что бывает, когда из кинофильма вырезают несколько поврежденных кадров, а потом ленту снова склеивают. Фигура мужчины в курке словно дернулась: исчезла и вновь появилась на том же месте. Почти на том же. И почти тут же. В легендах островитян упоминаются морские духи, выходящие ночами из глубин. Одни - добрые, другие - злые, но все ведут себя необычно.
..."Выходят духи из пучины,
Что носят странные личины:
То - женщины, а то - мужчины.
И, неприметные всегда,
Они ни с кем не ищут встречи,
Ни перед кем не держат речи,
Усталые сутулят плечи,
Входя с толпою в города.
Для духов глубь, а не земля - дом,
Дух, может статься, идет рядом,
С опущенным в брусчатку взглядом,
Не говоря ни "нет", ни "да"...
"Дзэ" № 44-218 давно уже не верила ни во что и ничего не боялась. Но сейчас она, не отрывая взгляда от темной арки ворот, быстро побросала совок, веники и рукавицы в холщовый мешок, сунула туда же подаренную незнакомцем сумку с продуктами и поспешила прочь.
Саракш, Островная империя
Желтый Пояс, о.Цаззалха, город Дезго-Гайхози
0 часов 20 минут, Новогодний праздник, 9591 год от Озарения
Лунин торопливым шагом несся через сквер, мысленно костеря себя за допущенный прокол: "Прогрессор! Тьфу! Хорош, хорош, нечего сказать!" Он несколько успокоился, только выходя на Белофлотскую. Да-а, добро хоть рядом не оказалось свидетелей, когда он потерял контроль над собой и, вместо того, чтобы вздрогнуть от неожиданности, как полагалось бы простому смертному, непроизвольно ускорил биологическое время. Сказались упорные тренировки по субаксу. Через долю секунды все было вновь в полном порядке, рабыня, кажется, ничего не успела заметить. Но даже если успела, кто несчастную будет слушать. А причиной срыва было ее внешнее сходство с Ольгой Луниной.
В угловом здании распахнулась дверь крайнего подъезда, оттуда с громкими песнями вывалилась толпа в десяток причудливо наряженных горожан, описала на проезжей части замысловатую кривую и, приплясывая, вновь скрылась за той же дверью.
Всеслав усмехнулся: "Гуляет народ!" Он подошел к двухэтажному дому №6, где обитал последние недели. В каждой из четырех квартир на первом этаже имело место развеселое празднование. Однако на втором, "пенсионном", было тихо. Здесь жили старики, отправившиеся встречать Новый Год с детьми и внуками. К примеру, как его хозяйка, у которой он снимал комнату. Выуживая зацепившийся за подкладку кармана ключ, Всеслав вздохнул: островитяне умели веселиться, но он все-таки добавил бы запаха апельсинов и хвои.
В передней было темно. Он нащупал выключатель, нажал кнопку, повесил куртку в шкаф и некоторое время постоял с руками в карманах, соображая, хочет ли есть. Кажется, нет. Тем более что рассчитывать больше, чем на жареную рыбу с картофельным пюре из холодильника было бы смешно - ведь он отдал всю закупленную в универмаге снедь. И правильно сделал, бедной женщине нужнее.
Всеслав умылся, почистил зубы, прошел в свою комнату и первым делом захлопнул форточку - бррр, более чем свежо, не следовало ее оставлять открытой перед уходом. Он разделся, улегся в холодную постель и принялся терпеливо согреваться. Читать перед сном не хотелось, завтра можно было встать попозже, благо, празднества продолжатся. Посему проснемся в полчетвертого, приказал себе Всеслав и тут же заснул.