Черная радуга
Шрифт:
Это был вопрос «на засыпку», из графы «самокритическое отношение». И он стал посыпать голову пеплом и каяться, и блеять о том, что поступил безответственно и аморально, а дома бьется как рыба об лед жена с малыми детишками, и никто ей не поможет, а он, как последний обормот, прохлаждается в этом идиотском санатории, то есть санатории с идиотами… И тэ дэ.
Дома никакой жены с малыми детишками не было, но врач не знал об этом, и Матвей приплел ее для убедительности. Слушая его кулдыканье, Евгений Дмитриевич
На следующий день Матвея выпустили. Графа «самокритическое отношение» сработала безотказно. Если самокритики нет, будут держать до тех пор, пока не станешь ходить с высунутым языком.
Вместе с ним выпустили и «турка». Тот тоже знал про графу и отрекся от каждого из своих слов, даже от подписи.
Дошли до автобусной остановки. Учреждение дымилось вдали в синей морозной дымке.
— Тьфу! — от чистого сердца послал Матвей туда привет.
— Погоди, погоди, погоди, — остановил его «турок». У него опыта и сноровки было побольше в таких делах, а Матвей всегда признавал этих людей. — Иногда и сюда, на автобусную остановку, высылают группу захвата. И возвертают.
— Почему?
— Вдруг что-то обнаружится в последний момент.
— Что может обнаружиться?
Но «турок» обрадовано сверкнул глазами:
— Автобус!
В тот же вечер он впервые и попробовал этого самого авто-стеклоочистителя «Быстрый». Оказывается, «турок» пил его давно, даже пристрастился к нему и теорию выработал.
— Коньяк, шампанское, цинандали-мунандали — все это водичка по сравнению с «Быстрым». И шестьдесят пять копеек бутылка! Дегустируй!
Он притартал штук с десяток бутылок — нес их, зажав за горлышки, двумя пучками, как редиску с базара. Стакана не было — нашли и вычистили пластмассовый для бритья. «Турок» налил синеватую жидкость, сказал интернациональный тост:
— Ну, будем!
Жахнул — и не поморщился. Закусил соленой горбушей, налил:
— Глуши.
«Если уж «турок» пьет…» — подумал Матвей. Выпил. В сознании возникла фраза из древнего северного эпоса: «И огненное копье вошло ему в горло…»
— За… запить, — он пытался прохрипеть, но, наверное, так и не прохрипел. В обшарпанной комнатушке «турка» был все же рукомойник с краном, он кинулся к нему, отвернул кран, хлебнул воды и почувствовал, как отпускает сведенное судорогой горло.
— Я никогда не запиваю, — сказал «турок», посмеиваясь и пожирая горбушу.
— Ф-фу… Это — да! — Матвей вернулся, поставил стаканчик на стол и тоже стал закусывать. — Идет — невпроворот!
— В первый раз, — пояснил «турок».
Матвей мог бы пойти и взять вина — деньги были, но северяне уж так устроены: что пьет один, то и другой. Да и пасовать перед каким-то «турком»…
Но действие «Быстрого» было в самом деле ошеломляющим, как у ракеты. Поплыли сразу. Целоваться не стали — Матвей этого не любил, но поглядывали друг на друга влюбленно.
— Тебя как зовут? — спросил «турок».
— Матвей Капуста. Фамилия моя Капуста. А тебя как?
— Я же говорил: Николай. Зови Колей. Или Коляшей.
— Коляшей? Так ты не турок, а, наверное, вятский или пензяк?
— Почему? — обиделся тот.
— Там любят такие окончания: Коляша, Маняша…
— Может, и вятский. Хотя на самом деле я подданный страны Занзибар, — зашептал Коляша, поблескивая глазами. — Потому и фамилию не называю — несколько их у меня, а какая настоящая, и сам не знаю. Запрещено.
— Да ты что?! Да ты как… как здесь очутился? — Матвей попятился назад вместе с табуреткой.
Но Коляша приложил палец к губам и метнул взглядом по стене, по батарее отопления. «Микрофоны», — понял Матвей. Что ж, даже если Коляша и брешет насчет Занзибара, за одну его телеграмму тут вполне могли сунуть «жучок». И теперь где-то разговор их терпеливо прослушивает скучающий молодец с прилизанной прической под полубокс. Придумали тоже: полубокс. Одним кулаком боксеры мылят друг другу морды, что ли?
«Турок» Коляша из Занзибара взял стаканчик, чтобы налить по второй, и стаканчик распался в его руках, съежился, как бумажный.
Минуту они растерянно смотрели на стаканчик, или, точнее, на то, что от него осталось, потом грохнули здоровым молодецким смехом.
— Что же там внутри нас деется, а?
Нашли емкость покрепче — медицинскую баночку, закатившуюся под батарею. Ставили Коляше, когда он был молод и здоров, простужался. Теперь-то уж ничем не болеет, «Быстрый» все болезни из организма выжег начисто. Вытравил микробов, как тараканов.
Допили бутылку, горло у Матвея уже не перехватывала судорога, оно обмякло, стало пропускать жидкость. Кувыркнули вторую.
Почувствовали оба, что вошли в форму, обменные процессы, видать, стабилизировались, пошли по знакомому руслу.
— Ну вот, — прохрипел «турок» Коляша. — А то капельки-таблеточки, уточки-клизмочки… Да провалитесь вы!
Он упер вдруг похитревшие глаза в Матвея.
— А ты кто? В какой фирме работаешь? Не в клубе, где глухие охотоведы? Может, приставлен?
Матвей мудро покачал головой:
— А ты подумай.
— Правильно, — похвалил «занзибарец». — У приставленных на «Быстрый» кишка тонка. Здоровье берегут, чтоб медали носить.
— Был моряком. Теперь вот карьерист.
— Из бюрократов, что ли?
— Нет, из тех, которые с места в карьер срываются. Я девушку одну ищу. Леной зовут.
— Запала в душу, — понимающе покачал головой «турок». — А приметы помнишь?
— Как не помнить? Глаза серые.
— При чем тут глаза?