Черная река
Шрифт:
Взойдя по короткой металлической лестнице, Габриель оказался у дубовой двери с медной ручкой. Он позвонил. Открыла монахиня-бенедиктинка в безупречно белом облачением и черном апостольнике.
— Вы слишком рано, — ответила она с сильным ирландским акцентом.
— Рано для чего?
— О, вы американец, — заметила монахиня, будто происхождение Габриеля все объясняло. — В гробницу мы пускаем только с десяти часов. Но, думаю, несколько минут ничего не решат.
Она провела Габриеля в приемную, похожую на маленькую клетку.
— Я сестра Энн. — Монахиня носила старомодные очки в золотой оправе. Обрамленное черным апостольником лицо было гладким, сильным и почти не имело следов возраста. — У меня в Чикаго живут родные. Вы, случаем, не из Чикаго?
— К сожалению, нет. — Габриель коснулся железных прутьев, окружающих комнату.
— Мы бенедиктинки-затворницы, — пояснила сестра Энн. — То есть проводим жизнь в молитвах и созерцании. С мирянами работают две сестры. Я одна из них, на постоянной основе. Вторая меняется периодически — раз в месяц или около того.
Габриель вежливо кивнул, словно эта информация оказалась ему полезна. Но как спросить об отце?
— Я бы проводила вас в крипту, но должна привести в порядок счета. — Достав из кармана связку ключей, сестра Энн отперла одну из дверей. — Подождите здесь. Я пришлю сестру Бриджет.
Монахиня вышла, оставив Габриеля одного.
На стене висели полка с религиозными брошюрами и доска объявлений с просьбой о пожертвовании: некий бюрократ из Лондона решил, что столь необходимые монастырю кресла-каталки стоят никак не меньше трехсот тысяч фунтов стерлингов.
В коридоре зашелестела ткань, и Габриель обернулся. К решетке плавной походкой шла сестра Бриджет. Она оказалась намного моложе сестры Энн; полные щеки, темно-карие глаза.
— Вы из Америки. — Сестра Бриджет говорила легко и быстро, почти не дыша. — К нам приезжает много американцев. Они обычно делают щедрые пожертвования.
Пройдя в клетку, сестра Бриджет отперла вторую дверь и, ведя Габриеля вниз по металлической винтовой лестнице, рассказала, что на этой улице в свое время повесили и обезглавили сотни католиков. Но во время правления Елизаветы некоторым католикам предоставили дипломатическую неприкосновенность: например, испанский посол допускался на место казни, дабы увезти с собой локоны волос с голов мучеников за веру. Когда же здесь начали строить кольцевую дорогу, рабочие откопали лобное место, а вместе с ним — останки казненных.
Крипта походила на большой цокольный этаж промышленного здания, с черным бетонным полом и белым сводчатым потолком. В витринах были выставлены кости и клочки окровавленной одежды. Имелось даже письмо в рамке, наспех написанное кем-то из осужденных.
— Значит, они все были католиками? — спросил Габриель, глядя на берцовую кость и пару ребер.
— Да, все.
Глянув монахине в лицо, Габриель понял, что она лжет. Уличенная в грехе, монахиня некоторое время боролась с совестью, а потом осторожно прошептала:
— То есть не все… Были и не католики.
— Вы имеете в виду Странников?
— Не понимаю, о ком вы, — пораженно проговорила сестра Бриджет.
— Я ищу своего отца.
Монахиня сочувственно улыбнулась.
— Он в Лондоне?
— Его зовут Мэтью Корриган. Я знаю, он посылал письмо отсюда.
Сестра Бриджет вскинула руку, словно защищаясь от удара.
— Мужчины не допускаются в наш монастырь.
— Мой отец скрывается от людей, которые хотят причинить ему зло.
Тревога монахини переросла в панику. Она попятилась к лестнице.
— Мэтью сказал, что хочет оставить в крипте знак. Больше я ничего не могу сказать.
— Я должен найти его, — сказал Габриель. — Прошу, скажите, где он.
— Сожалею, но я не могу, — прошептала монахиня и ушла, гремя тяжелыми башмаками о ступени.
Габриель заметался по крипте, будто та вот-вот рухнет. Кости, святые, окровавленная одежда… Как это может вывести на отца?
Услышав на лестнице шаги, Габриель подумал, что возвращается сестра Бриджет, но, обернувшись, увидел рассерженную сестру Энн. На линзах ее очков полыхали блики отраженного света.
— Могу ли я помочь, юноша?
— Да, я ищу отца. Его зовут Мэтью Корриган. Вторая монахиня, сестра Бриджет, сказала, что…
— Довольно. Уходите.
— …сказала, что мой отец оставил знак.
— Уходите немедленно! Иначе я вызову полицию.
По лицу монахини было видно: возражений она не потерпит. Когда Габриель поднимался по лестнице, она шла следом, громко бренча ключами в связке.
Габриель вышел на холодную улицу. Сестра Энн принялась закрывать дверь, но он взмолился:
— Сестра, прошу, поймите…
— Нам известно, что случилось в Америке. В газете написали, как убили тех людей: вместе с детьми. Не пощадили малышей! Здесь мы подобного не допустим!
Она резко захлопнула дверь и тут же заперла замок.
Габриелю хотелось стучать в дверь, кричать, просить. Но это привлекло бы внимание. А он здесь чужой — без друзей и без денег. Вокруг лишь голые деревья Гайд-парка. Никто не поможет, не спрячет от Табулы, не защитит.
Он остался один. Один в невидимой тюрьме.
13
Габриель несколько часов бесцельно бродил по городу. Потом нашел интернет-кафе на Гудж-стрит, рядом с Лондонским университетом. Заправляла заведением группка дружелюбных корейцев, почти не говорящих по-английски.
Купив карточку для оплаты, Габриель отправился вдоль рядов. Кто-то из посетителей лазил по порносайтам, кто-то покупал дешевые авиабилеты. Габриель сел за свободный компьютер. Рядом подросток-блондин играл в онлайн стрелялку — его аватара засела в здании, убивая любого, кто появлялся в зоне видимости.